Читаем Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника полностью

Живописцы вывесок любили жизнь. <…> Только мы, зачарованные путники, ходим меж символов, ходим по русской, простой улице, по Боровой и Казачьей, и думаем, что это простые будни, трактиры и булочные, молочные и курятные. И не знаем, что это затихший, завороженный город. Две стены с Ван Гогами и Сезаннами с Гулярной и Ямской».

Живописец вывесок «жизни не убивал. Он возвращал ее пастбищам – позолоченной, небывалой мечте. Сзади жизнь кромсалось и резалась – больно, с кровью, гадко. Живописец с улицы отдавал Улице радость, золотую Ложь. <…> Знаешь и не хочешь раскрывать глаза. Лучше так. Лучше закрывши. Хоть не надолго. Пока грезится. Пока верится»[1511].

Своего деда, у которого он жил в Острове, Горный запомнил у входа в его лавку, на фоне вывески: «там были нарисованы краны и дверные петли, банки с красками и кисти, но от времени рисунок стерся, как на очень старых иконах. Были видны только пятна и надпись тоже славянской древней вязью: „Скобяная торговля“. Над самой дверью была прибита множеством гвоздиков тонкая железная дощечка: „Евсей Зимин“. Так и помню деда: стоит, а сзади икона древняя»[1512].

В книге «Санкт-Петербург», перед тем как приступить к детальному описанию вывесок, Горный говорит: «Странно, мы как-то недооцениваем власти вывесок, повторных слов – гипноза объявлений над нами. Повторяясь и застревая в каких-то мельчайших извилинах памяти, оставляя свой штамп в радужной пленке нашего глаза, – буквы вывесок и объявлений живут в нас – подсознательным напевом своим, пятнами, красками, своею выпуклостью и шероховатостью»[1513].

Горный вспоминает вывески: фотографии К. К. Булла, редакции газеты «Новое время», магазина резиновых изделий Кирштена, виноторговли «К. О. Шитт», «Ренскового погреба», лавок (мясная, зеленная, курятная, скорняка, москательная, мелочная), товарищества «Ж. Блок», аптеки, «Закусочной», трактиров, чайных, булочных, парикмахерских, «Военного и статского портного», лимонадной будки, «Сибирского торгового банка», книжного магазина М. О. Вольфа, «Польской колбасной „Мария“», часового магазина «Николай Линден», Синода.

В памяти писателя навсегда запечатлелись товары в витринах магазинов: игрушки, атласы, книги, открытки, почтовые марки, календари, визитные карточки, свадебные билеты, меню парадных обедов, одежда, парики, маски, спички, папиросы, цветы, часы, брелки, кожаные сумочки, портмоне, мясо, птица, овощи, фрукты, омары, рыба, икра, грибы, сахар, чай, пирожные, резиновые круги, ноздреватые губки, скорняжные шкурки, банки с красками, кисти, весы, самовары, краны, ведра, бочки, скобяные изделия, веревки, хомуты, рогожа и пр.

Позже, в книге «Только о вещах», Горный посвятит витринам очерк «Альбом бытия».

В последней работе «Только о вещах» (в очерке «Вон!») он вспоминает две прогулки по городу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия