Былой войны разрозненные строки

Темной громадой высилась перед нами Сапун-гора ключ к Севастополю. Перед ней была высота поменьше, на ней сидели немцы. Вечером, когда стало смеркаться, и противник решил, что на сегодня война уже закончена, мы тихо, без выстрела, стали взбираться на нее. Ползком пробираясь в темноте, перелезали через какие-то, довольно часто попадавшиеся, разбросанные в беспорядке мешки, которыми, по-видимому, были укреплены позиции немцев. Один «мешок» вдруг застонал и заворочался. Наши солдаты! Днем пытались взять высоту с ходу, Санитары! Один еще жив…

Подобравшись к первому дзоту, я успел заметить в амбразуру, как один из немцев, стоя спиной к нам, прикуривает папиросу. Старший лейтенант Псел «уронил» в дзот через вытяжную трубу гранату и, отскочив в сторону, сказал: «Нате! Прикурите, гады! У бывшего севастопольского моряка Алексея Псела были с немцами свои счеты.

Высота наша. Немцы заметили нас слишком поздно. Теперь на Сапун-горе, прямо напротив нашего расположения, виден вход в железнодорожный туннель. Там, прикрытые толщей горы, разместились немецкие штабы и командные пункты.

По-видимому, эта высота имела большое значение, потому что командир корпуса генерал Кошевой прислал майора из оперативного отдела проверить, действительно ли мы ее взяли и та ли это высота.

Но и противник спохватился, что потерял важный подступ к Сапун-горе, и на следующий день с утра начал наступать. Атаки следовали одна за другой. Лейтенант-артиллерист, находившийся в нашем батальоне для корректировки огня своего артдивизиона, и двое его радистов отстреливались вместе с нами. Особенно ожесточенно рвались на высоту подразделения крымских татар-предателей. Они знали, что их ждет. Командир 2-й роты лейтенант Муратов из Казани, услышав отчетливо доносившиеся возгласы на татарском языке, совершенно вышел из себя. Его нельзя было удержать, русским языком он владел неважно и лозунг «За Родину! За Сталина!» как-то естественно трансформировался у него в более популярный и не менее действенный «Впирод! Ебона мат!» Он первым бросился в контратаку. Смерть настигла его у самых вражеских траншей, осколок попал в голову. Ночью мы вынесли его и похоронили. Все его любили в батальоне: и бойцы, и командиры, беззлобно посмеиваясь над его отвращением к свинине.

Среди крымских татар предателей было, вероятно, не больше, чем в другой национальности, но сформированные из них карательные отряды отличались неслыханной жестокостью. Это вызвало ропот недовольства даже в дружественных Германии странах, и Гитлер вынужден был разоружить и расформировать эти отряды. В дальнейшем они воевали в линейных частях германской армии.

Но это не должно было стать основанием для жестокой и несправедливой акции поголовного выселения их из Крыма.

Фронт сузился. Войск было достаточно. Раненые не хотели уезжать в тыл дальше медсанбата, надеясь принять участие в штурме. Не без основания опасаясь, что часть снимут с передовой и отведут во второй эшелон, командиры всеми правдами и неправдами отстаивали участие своих подразделений в наступлении так велика была магия слова Севастополь.

Ударный батальон был сформирован из остатков 844-го стрелкового полка на базе его первого батальона, куда я накануне штурма был переведен из своего родного третьего. Перед наступлением в подразделениях были созданы штурмовые группы, и каждой вручили знамя кому выпадет солдатское счастье установить его на Сапун-горе. Вспоминая об этом, в книге «Годы военные» маршал Кошевой упоминает и мою трудную фамилию. Есть она и в Отделе Освобождения Севастопольской панорамы.

Первая попытка овладеть Сапун-горой была предпринята 26 апреля. Успех гарантировал бы освобождение многострадального Севастополя в течение последующих двух-трех дней как подарок стране к празднику 1 Мая. Накануне командование решило во что бы то ни стало взять языка. Это и во всякое время трудно, а тут оборона противника, сильно сжатая, плотная и, все время начеку.

Командир полка вызвал четырех солдат: Владимира Алпатова, Анатолия Пархоменко и двух Александров, Колесникова и Шакая. Пожилой военный в плащ-палатке, под которой знаки различия не были видны, сказал: «Ребята! Я член Военного Совета. Тому, кто возьмет языка Героя, остальным Знамя». Разведчики молчали.

Ночью все четверо перемахнули через наш передний край и поползли по нейтральной полосе. Добравшись до спирали Бруно колючей проволоки, густо растянутой перед траншеей, залегли возле наших убитых, несколько дней назад безуспешно пытавшихся захватить первые траншеи немцев. Было уже тепло, трупы распухли и разложились, лежать возле них было тяжело, но все же какое-то укрытие.