– Епископ не рассеянный человек, и он не безумец, – ответила миссис Брайс Харрингей. – Не знаю, хватит ли вам такого ответа на слова, отнюдь не являющиеся достойным образчиком…
– Бросьте, мадам! – перебил инспектор. – Если хотите, я сниму свой вопрос. Давайте так: если череп забрал из дома Райта не епископ, которому он в определенном смысле принадлежал, то кто?
– Не пойму, почему вас вообще так беспокоит этот череп, – недовольно поморщилась она. – Вы сами говорите, что он никак не может принадлежать бедняжке Руперту. Если бы полиция тщательно расследовала загадочное исчезновение моего племянника, не отвлекаясь на глухие тупики, было бы гораздо больше толку. Арестуйте Джеймса Редси! Он знает больше, чем все остальные! Он находился с Рупертом перед тем, как тот пропал! Почему вы не заставляете его выложить все, что он знает?
– Всему свое время, мадам. Не хочу никому причинять неприятностей. Пока в этом нет необходимости. Я знаю, где находится мистер Редси, и в любой момент могу к нему обратиться.
– Чудесно, – усмехнулась миссис Брайс Харрингей. – А пока бедняжку Руперта никто не ищет, даже не предпринимает попыток искать. Подождите, Джеймс просочится у вас между пальцами и улизнет в Южную Америку или еще куда-нибудь, вы и глазом моргнуть не успеете!
– Своевременное предостережение, мадам, – заметил инспектор, доставая блокнот. – Кстати, про Америку: почему никто в доме не беспокоился из-за исчезновения мистера Сетлея, пока мистер Редси не сказал, что тот подался в Америку? Понимаете, о чем я, мадам? Никто из вас не видел Сетлея после того, как он отправился со своим кузеном вон в тот лес примерно в восемь часов вечера в воскресенье, однако, насколько мне известно, никто не задавал о нем никаких вопросов до пяти вечера в понедельник. Странно.
– Ничего подобного, инспектор, – возразила миссис Брайс Харрингей, до отказа распахивая свои выпуклые глаза. – Конечно, когда Джеймса доставили в воскресенье вечером домой в таком ужасном, беспомощном, отталкивающем состоянии опьянения, что мне пришлось приказать отнести его в постель и запереть, я сделала вывод, что Руперт вернулся раньше кузена. У меня очень чувствительные нервы, в тот вечер я рано легла. Из окна спальни видела, как двое уходили в лес. Но почему бы Руперту не вернуться домой без моего ведома? Что касается отсутствия у нас интереса к нему на следующий день, то объяснить это просто. У Руперта были нелады с сердцем – подробнее можете осведомиться у врача, – поэтому он часто не выходил из своей комнаты до полудня. Порой появлялся только к ленчу. В общем, никто не усмотрел в его отсутствии ничего необычного, если не считать скандальных попыток Джеймса выгнать нас из лесу. Что до путешествия Руперта в Америку, то даже мысль об этом абсурдна. Руперт слишком ненавидел море, чтобы пуститься в плавание.
– А слуги, мадам? Разве они не уведомили вас, что хозяина нет в комнате и вообще нигде? Они даже не могли накормить его! Они не задавали вопросов об этом?
– Слуги, – величественно ответствовала миссис Брайс Харрингей, – знают, что меня не надо беспокоить по мелочам!
Глава X
Два плюс два
– Все сводится к следующему, – объяснял инспектор Гринди суперинтенданту Бидуэллу. – Если череп был старый и пролежал в земле много лет, то кто потрудился бы воровать его у Райта и обмазывать глиной кокос для сокрытия похищения?
– Райт нам давно известен, – усмехнулся суперинтендант.
– На самом деле нет, сэр, – возразил инспектор. – Он живет в доме три года.
– За это время он успел прослыть шутником. Я считаю, что история с черепом – его розыгрыш. Давайте временно отложим ее и займемся серьезной частью данного дела. Как там молодой Редси? Откровенно говоря, инспектор, я полагаю, что тело из Боссбери принадлежит Руперту Сетлею. Надо же с чего-то начинать! Почему бы не с этого?
– Редси? – Инспектор достал блокнот, послюнил палец и стал быстро перелистывать страницы. – Если принять за факт, что тело из Боссбери – это Руперт Сетлей, то он выглядит очень неважно. Сначала – мотив. Похоже, с мотивом у Редси все в порядке. Их у него целых два. Если бы Сетлей остался в живых, то Редси вычеркнули бы из завещания – это раз. Он люто ненавидел своего двоюродного брата, который отказывался раскошелиться на приобретение Редси доли в ранчо, отчего того ждала там участь наемного работника, а не хозяина. Какое унижение!
– Понятно. Мне он не кажется человеком, способным убить из мести. Завещание – другое дело. Откуда у вас эти сведения?
– От семейного юриста, некоего Грейлинга.
– Грейлинга я хорошо знаю.