Быстро вращается планета

Мадог всегда боялся хрустального шара; испугал его и небольшой водяной овал, становящийся все больше и больше, темнее и темнее. Вода трепетала, пока вместо мужского лица в ней не появился плачущий младенец. Младенец стал отдаляться, и Мадог увидел черноволосую женщину, которая держала и укачивала младенца. «Ты станешь великим, маленький Мэдог, – сказала она, – и назовешь мир своим, чтобы хранить его или уничтожить – как пожелаешь. Это злой мир, маленький Мэдог». Младенец посмотрел на нее. Глаза у него были близко посажены, как у Гвидира, и точно так же скошены к носу. И снова его лицо в темном овале начало становиться все больше и больше, и теперь оно принадлежало не младенцу, а надменному гневающемуся мужчине. «Значит, мы его уничтожим, мать», – сказал мужчина, и лицо снова пошло рябью и превратилось в маленькую сферу, чуть вытянутую наподобие груши, и на этой сфере виднелись зеленые и коричневые пятна – суша, синие и зеленые – моря и мягкая темнота облаков, и из этих облаков выныривали странные темные предметы, и падали на землю, и падали на море, и там, где они падали, вставали огромные тучи, затягивая землю и море, а под этими облаками ярился огонь, и ветер раздувал его.

От голоса Гвидира по прозревающему овалу воды побежала рябь.

– Я выбираю огонь, братец. Где твой огонь?

Время возобновило свой ход, и крик Зилл продолжился, словно и не прерывался. Мадог поднял Ресчела с земли, наступив при этом на овальную лужицу, и вода расплескалась по песку.

– Не вмешивайся, Старейшина, – сказал он. – Я разрушу предсказание.

И он снова топнул по воде, что еще оставалась в лужице, и снова, и так пока отражению не в чем стало появляться.

От центральной лодки подошел воин с дымящейся жаровней в руках. Гвидир взял копье и положил наконечником в угли.

– Тебе придется развести собственный огонь, Мадог! – Он глумливо засмеялся.

Мадог повернулся к камню, туда, где молодые мужчины сложили свои цветочные гирлянды. Он взял охапку цветов и положил на то место, где находилась овальная лужица. Словно повинуясь какому-то знаку, Зилл бросила свой венок на эту благоухающую груду. Один за другим мужчины, женщины, дети народа Ветра бросали свои венки сверху. Последним был Ресчел.

– Ты что вообще делаешь?! – закричал Гвидир и заплясал по песку, тыча в брата раскаленным копьем.

Мадог отпрыгнул.

– Подожди, Гвидир! Ты выбрал огонь. Ты должен позволить мне сражаться огнем.

– Ты обязан создать огонь сам! Таковы мои правила!

– Ты всегда играл по своим правилам, брат Гвидир, – негромко сказал Мадог.

– Я король, слышишь?! Я король! – Гвидир сорвался на истерический крик.

Мадог, двигаясь словно во сне, отстранился от слов брата и устремил синий огонь своих глаз на огромную груду цветов. Запах смятых лепестков поднимался в воздух, словно дым. Мадог погрузил руки в цветы по самые плечи и сдвинул груду, чтобы снова увидеть тот овал. На песке бурлила тонкая пленка воды.

– Довольно кошмаров Гвидира! – велел Мадог, пристально глядя на воду, искрящуюся на солнце.

Вода подернулась рябью, замерцала и снова показала мать с ребенком на руках, но это был другой ребенок, с широко поставленными глазами, в которых сквозь синеву проблескивал солнечный свет, – смеющийся, веселый ребенок. «Ты принесешь благо своему народу, Эль Зарко, маленький Синеглазик, – ворковала мать. – Твои глаза – это знамение, знак мира. Ты ответ на наши молитвы, синева для рождения, синева для радости».

Потом мерцание исчезло, и в овале отражалось лишь покрытое облаками небо. Мадог устремил взор к небу и громко воскликнул:

Я, Мадог, сбираю днесь
Всю святую мощь Небес,
Солнце – светоч наш дневной,
Снег, слепящий белизной,
Пламень, властный греть и жечь…

Солнечный свет вырвался из-за облаков и ударил прямо в цветы. Запах роз смешался с тоненькой струйкой дыма, поднимающейся над смятыми лепестками. Когда к дыму присоединился язычок пламени, Мадог прыгнул к брату.

– Вот мой огонь, Гвидир! – Он вырвал у брата копье и зашвырнул в озеро. – А теперь мы сойдемся в честном бою! – И он сжал Гвидира в объятиях, словно бы из любви.

Целую вечность два брата боролись на берегу озера; оба задыхались от напряжения, но ни один не уступал. Их тела раскачивались в странном танце, и народ Ветра вместе с людьми из-за Озера молча смотрели на них.

Солнце завершило свой путь по небу и опустилось в лес на ночной отдых, а братья все еще сжимали друг друга в мучительных объятиях, и дыхание их было громче, чем шум ветра в ветвях.

Огонь медленно поглотил цветы, и когда от них осталась лишь горстка пепла, Мадог оттеснил Гвидира в озеро и держал его под водой, пока поднимающиеся пузырьки не показали, что его брат умоляет о пощаде. Потом он достал его из воды, и вода хлынула изо рта Гвидира, темная, как кровь, и он обмяк в руках у Мадога.

– Уводите свои лодки и забирайте вашего короля в ваши земли, – обратился Мадог к народу Дальнего берега Озера.

В голосе его звучали презрение и боль, а синие глаза были полны слез.