Досада не покидала его до конца выступления Ковалева. Глубоко аргументированные доводы секретаря разбивали в пух и прах еще не произнесенную, но тщательно подготовленную речь заведующего райзо.
«Что же это такое? Неужели я не прав? Но нет, не может быть! — думал Лев Борисович. — Просто у меня не хватает смелости, растерялся… Возьму себя в руки и докажу всем, что Ковалев ошибается».
После выступления секретаря Караулин попросил слово первым. Но речь его не произвела того впечатления, на которое он рассчитывал. В отчаянной попытке достигнуть желанного результата Лев Борисович запустил пальцы в свою буйную рыжую шевелюру, набрал полные легкие воздуха, резко повысил голос.
— Ну, наш Караулин закричал «ура», — донесся до него голос редактора районной газеты.
— Ничего, ничего, скоро Караулин закричит «караул», — скаламбурил второй секретарь райкома Денисов. Лев Борисович на мгновение умолк, почти враждебно глянул на второго секретаря. Денисов дотронулся рукой до своей черной бородки, с легкой усмешкой выдержал его взгляд.
Караулин ни на секунду не переставал ощущать на себе острый взгляд Ковалева, в котором было и пристальное внимание, и недоуменный вопрос, и беспощадное осуждение.
«А ведь старик Ятто правильно подметил: Караулин не только тщеславен, но и спесив. Говорит и упивается своим голосам, погремушками гладких слов, — думал Сергей Яковлевич, всматриваясь в лицо заведующего райзо. — То, что когда-то в нем было маленьким, что я не мог по своей близорукости рассмотреть, разрослось, стало большим, мешает работе».
А Караулин, не считаясь с регламентом, продолжал говорить, все более воодушевляясь:
— Вы, Сергей Яковлевич, допускаете грубейшую ошибку, ориентируя район на мирное строительство. Это преждевременно. Это ослабит наши усилия, направленные на помощь фронту. Лозунг: «Все для фронта!» — никем не снят и не может быть снят. А мы здесь начинаем думать и действовать так, как будто за нашими плечами уже не один послевоенный год… Спасать! Слышите, спасать нам нужно все наши завоевания, чтобы потом двинуться вперед!
— Потом? — переспросил секретарь.
— Что потом? — смутился Караулил.
— Вы сказали, «чтобы потом двинуться вперед».
— Да, да! Потом двинуться вперед!
После речи Караулина один за другим выступали районные руководители. Все горячо поддерживали план Ковалева и осуждали Караулина.
«Что это?.. Неужели они так ничего и не поняли? Неужели авторитет первого секретаря настолько всех ослепил, что они не хотят видеть его явной ошибки?» — опрашивал себя Лев Борисович. Возбуждение его росло. Он невольно поймал себя на том, что думает сейчас не столько о выступлениях товарищей, сколько подыскивает что-нибудь резкое и острое для очередной реплики.
Когда желающих выступить больше не оказалось, все повернулись в сторону Ковалева. Секретарь встал и, посмотрев на Караулина, спокойно сказал:
— Недавно один мудрый старик чукча на мой вопрос, почему он зимой занят починкой остова байдары, ответил так: «Летом орел клювом свои крылья чистил. А сова не чистила: «Летом легко мышей ловить и не летая. Вот зима придет, тогда и позабочусь о своих крыльях», — сказала она орлу. Пришла зима, орел взмахнул молодыми крыльями и полетел. А у совы старые перья выпали, и осталась она на месте. Ударил мороз и замерзла сова». — Помолчав, Сергей Яковлевич насмешливо посмотрел в глаза Караулину. — Думаю излишне объяснять, почему именно вам, товарищ Караулин, об этой сове рассказываю я. Надеюсь, вы помните возражения товарища Гэмаля на ваше указание прекратить подготовку к строительству домов для колхозников?
— В общих чертах… помню, — чуть охрипшим голосом ответил Караулин, — но должен сказать, что ничего существенного в его словах не было.
— Значит, так-таки ничего существенного? — совсем тихо с насмешкой спросил Ковалев и, не дождавшись ответа, вдруг повысил голос: — Зазнались, зазнались вы, товарищ Караулин. Вас ослепил ваш собственный блеск. Вы перестали относиться к себе самокритично. Я не буду сегодня щадить ваше, надо сказать, чрезмерно обостренное самолюбие, потому что это сильно вредит вам. Прямо скажу: парторг колхоза «Быстроногий олень» в понимании широты государственных интересов обогнал вас на целую голову. Да, да. Не стройте лицо оскорбленного человека. Это так! Сегодня в вашей речи была такая фраза: «Спасать! Слышите, спасать нам нужно все наши завоевания, чтобы потом снова двинуться вперед!» Что это такое?.. По-вашему, это прочувствованная, глубокая мысль, а, по-моему, это истерический вопль! Вы о спасении кричите так, будто собираетесь умирающему делать искусственное дыхание. А у нас прекрасный организм, у нас прекрасное здоровое сердце и такая же голова! У нас кровавые ссадины, синяки на лице и на теле, но мы не изувечены! Мало того, мы сейчас здоровее, чем когда-либо! Отправляясь от объективных закономерностей, учитывая конкретно-историческую обстановку, исследуя местные специфические условия, мы, как и прежде, продолжаем неуклонно двигаться вперед, к нашей заветной цели — к коммунизму!
Кто-то захлопал в ладоши.