Два часа спустя Мак и я посадили наши «бью» в Преданнаке. Оба самолета были повреждены осколками зенитных снарядов, но не понесли серьезного ущерба. Я выпустил 520 20-мм снарядов одной длинной очередью – почти 6 секунд непрерывного огня, это была самая длинная очередь, которую выстрелил в течение всей войны. В среднем продолжительность одной очереди в бою была две-три секунды. Это было оправданно, поскольку мы повредили немецкий боевой корабль.
Однако в целом вылет я считал неудачным, в основном из-за ошибок во времени выхода в точку встречи и последовавшей за этим несогласованности действий в процессе атаки. Вооруженный рейдер ушел невредимым. Это вылет стоил нам потери одного «бью» и одного «хемпдена», несколько «хемпденов» вернулись тяжело поврежденными с ранеными членами экипажей. Я переживал потерю нашего экипажа и считал, что этого не случилось бы, если бы «бью» из Берегового командования участвовали в атаке. Я довольно резко высказал свое мнение командиру их эскадрильи, который, ввиду важности вылета, должен был лично вести свои самолеты. Фактически же его самолеты возглавлял один из опытных экипажей из числа сержантов. Этот инцидент в течение нескольких дней был причиной натянутых отношений между двумя нашими эскадрильями в Преданнаке, но они вернулись в доброжелательное русло, когда командир их эскадрильи был снят своим командованием. Его место занял один из командиров звена, превосходный лидер штурмовых атак «бью».
Я получил вызов на совещание в штаб Истребительного командования в Стенморе.[101]
Штабной офицер сказал, что по телефону не может сообщить мне тему совещания, оставив меня в недоумении. На следующее утро я с Бастером Рейнольдсом вылетел на одном из «бью» нашей эскадрильи. В Нортхольте[102] нас ждал штабной автомобиль, быстро домчавший нас в Бентли-Прайри, обширную старую усадьбу, служившую штабом и мозговым центром Истребительного командования. Бастера и меня проводили в один из конференц-залов, где мы предстали перед множеством старших офицеров и двумя гражданскими, в одном из которых я узнал сотрудника научно-исследовательского учреждения средств связи из Деффорда, около Малверна. Мне сразу сказали, что моя эскадрилья отобрана для новых операций, получивших обозначение «Serrate».Специальное подразделение Королевских ВВС, имевшее самолеты с секретной электронной аппаратурой, тратило все свое время, пытаясь перехватить и определить частоты вражеских радиостанций и радаров. Время от времени оно предпринимало опасные полеты над вражеской территорией или около нее, чтобы получить ценную информацию. Казалось, они смогли определить частоту бортовых радаров, используемых немецкими ночными истребителями. Используя их данные, ученые из института средств связи разработали устройство, которое, если его использовать вместе с нашим бортовым радаром, позволяло нам засекать местоположение немецких ночных истребителей всякий раз, когда они включали свои радары. Истребительное командование решило оснастить «бью» из 141-й эскадрильи этими «черными ящиками»[103]
и послать их с потоками бомбардировщиков. Нашей задачей было сбить или отогнать возможно большее число немецких ночных истребителей, которые начинали наносить тяжелые удары нашим бомбардировщикам. Я предложил одновременно оборудовать и другие эскадрильи приборами «Serrate», чтобы мы могли направить большее число самолетов для сражения с немецкими ночными истребителями. Однако на совещании было решено, что, поскольку мы еще не так много знаем об этом «черном ящике», его будет использовать только моя эскадрилья. Преданнак не был идеальным местом для подобных вылетов, эскадрилья должна была находиться ближе к центру событий, поэтому в конце апреля мы должны будем перелететь в Уиттеринг, где самолеты оснастят «черными ящиками».Затем мы обсудили, что делать с нашими собственными бортовыми радарами. Все понимали, что мы не можем позволить себе рисковать потерять над вражеской территорией наши новейшие РЛС, и потому мои «бью» должны будут использовать модель «Mk.4». Немногие самолеты, оснащенные радарами «Mk.7», будут заменены более ранними модификациями. После замечательных новостей относительно этих операций я воспринял это лишь как незначительное препятствие. Теперь эскадрилья должна была оказаться в самой гуще событий, и если бы мы смогли уберечь от врага всего несколько наших бомбардировщиков, то это принесло бы нам большое удовлетворение.
После совещания я буквально не находил себе места от волнения и едва мог дождаться дня, когда мы отправимся в Уиттеринг. Но не имел права рассказать об этом никому, кроме двух моих командиров звеньев – Дэвису и Винну, – поскольку операция была совершенно секретная. Вернувшись в Преданнак поздним вечером, я пригласил их обоих и сообщил о сути совещания, предупредив их, что они должны сохранять молчание, пока мы через две недели не прибудем на наш новый аэродром. Тогда в происходящее могла быть посвящена и остальная часть эскадрильи.