Они обсуждали всевозможные идеи на следующий год. Например, отыграть три ночи в концертном зале «Раундхаус» в лондонском Чок-фарм и чтобы BBC сняла про их концерт фильм (конечно, BBC такая идея не могла не понравиться). Затем явились сумасшедшие планы выступить на фоне египетских пирамид, или при свете факелов в римском амфитеатре в Тунисе, или на океанском лайнере… В конце концов, они же
Но пока что они с помощью режиссера Майкла Линдсей-Хогга собирались вновь явить себя публике живьем: пару недель порепетировать, а затем записать новый альбом прямо перед камерами — показать поклонникам, как им весело работать вместе, играть друг другу новые песни, душевно исполнять старые рок-н-ролльные номера. Проблема крылась в том, что им
В смонтированный фильм пробьется лишь малая доля отснятого и записанного материала, но сохранилось не менее сорока часов записей — как студийных сессий, так и разговоров в перерывах между песнями. И из них ясно видно: и Пола, и Джорджа по-прежнему чрезвычайно напрягало неизменное присутствие Йоко, вечно желавшей высказать свое мнение о том, что
Пол буквально ходил на цыпочках, прекрасно зная, что может случиться, если он или кто-либо другой пожалуется слишком громко. «Есть только два пути, — слышим мы, как он делится мыслями с Джорджем. — Первый — сражаться, попытаться вернуть четверку битлов без Йоко и попросить ее тихо сидеть на заседаниях совета директоров. Второй — просто принять ее как данность, ведь Джон не порвет с ней ради нас. Он перегибает палку. Но он всегда перегибает палку. Если дойдет до противостояния — Йоко или
Но дело было не только в Йоко. Битлы не подготовились к записи нового альбома. Они спорили и насчет аранжировок, и насчет песен, и Джон часто жаловался, что Пол не дал ему времени написать ни одной новой песни. Позже он скажет журналистам: «То были самые жалкие сессии… Мы просто не могли начать, поймать волну… Музыка так не делается — в восемь утра, бог знает где, с какой-то левой толпой с камерами, с этими цветными прожекторами… Я все время ходил обкуренный, и мне было плевать на все…»
Ну, не совсем на все. Он был озабочен достаточно, чтобы наехать на Джорджа Мартина со словами: «Так, Джордж, на этот раз нам не нужен твой дерьмовый продакшен. Это будет честная пластинка, понял? Не хочу этих твоих перезаписей и твоего долбаного монтажа!» Это особенно уязвило Мартина, ведь именно Джон некогда настаивал на его «дерьмовом продакшене» — в первую очередь, например, на записи «Strawberry Fields Forever».
Тем не менее насчет этих сессий он был прав. Они были жалкими. И Пол, уже сочинивший для альбома три своих самых знаменитых хита — «Get Back», «Let It Be» и «The Long And Winding Road», — был явно раздражен творческим бесплодием коллеги.
— Ты что, еще ничего не написал? — слышим мы его вопрос Джону.
— Нет.
— Мы вылетим в трубу.
— Пол, я всегда лучше всего работаю, когда меня припрут к стенке. Я напишу. В воскресенье, — отвечает Джон.
— Ну, надеюсь, родишь, — отвечает Пол.
— Родишь-погодишь, был такой рокер, Сэмми-мамин-малыш, — отшучивается Джон, снова начиная играть словами.
Пол больше ничего не мог сказать. Он просто наблюдал, как Джон возвращается к Йоко. «Сдается мне, как скончался мистер Эпстайн, так между нами словно черная кошка пробежала, — весьма формально высказывает он Джорджу и Ринго. — Видно, нам нужен большой папочка, который скажет: «Ребятки, уже девять утра, пора! Оставьте девочек дома!»»
Но Джон не собирался оставлять эту девочку дома. Пол, может, и чувствовал, будто знает, как лучше для