Быть Джоном Ленноном

Клуб «Индра» оказался небольшим. В ночь открытия все битлы, кроме Пита, облачились в сценическую форму — черные джинсы и лиловые пиджаки, которые специально для них пошил портной в Ливерпуле, сосед Пола. Не зная, что играть, что говорить клиентам, — и не зная, насколько их английский понимали, — они замялись, и немедленный успех к ним не пришел. Бруно Кошмидер, грозный, внушительный, успевший побывать цирковым клоуном, пожирателем огня и акробатом, знал, чего им не хватает. Если Beatles собирались привлечь публику в его клуб, им предстояло не просто играть и петь. «Mach Schau, mach Schau! — взывал он, словно иерихонская труба. — Делать шоу!»

И они «делали шоу».

«Я всю ночь изображал Джина Винсента… — вспоминал Джон. — Валялся на полу, швырялся микрофоном во все стороны и притворялся хромым… С тех пор мы только и делали, что делали шоу».

И это сработало. Скоро все встало на свои места. И когда они поняли: не важно, что играть, лишь бы рок-н-ролл, — они стали исполнять весь свой репертуар. Пытались даже ввернуть пару своих собственных композиций, но не прошло. Завсегдатаи клуба, в подавляющем большинстве мужчины, желали слушать лишь уже знакомые им хиты. Интересно, что Джон и Пол, пока были в Германии, почти не написали новых песен… да, вряд ли обстановка тому благоприятствовала.

До того как они покинули Ливерпуль, все были в восторге от обещанных гонораров — мамочки мои, 18 фунтов стерлингов в неделю! Но никто и представить не мог, как они будут вкалывать в Гамбурге. Выступления изнуряли — шесть часов в ночь со вторника по пятницу, восемь по субботам и восемь с половиной по воскресеньям, полчаса — пересменка: едой закинуться да глотнуть чего. То был рок-н-ролл по промышленному графику.

«Ели и пили прямо на сцене, — будет потом рассказывать Джон. — И чтобы раскачать немцев… нам реально приходилось колошматить по гитарам… Немцам нравился тяжелый рок. Дай жару, дай жару! Вот мы и давали им жару».

Они жестко колошматили и по другой причине. Это помогало поддерживать темп и поощряло их новичка, ударника Пита. «Мы всю ночь напролет держали этот жесткий, мощный ритм, четыре четверти…» — вспоминал Джордж. Что касается Пола, он пел «What’d I Say», полностью, с инструментальными вставками, «часа полтора», по словам Джона. Он явно приукрашивал, но это свидетельствует о том, чего ждали от группы мальчишек, которые, по словам Леннона, до тех пор «никогда не играли вместе дольше двадцати минут».

«У меня от пения стали болеть связки, — часто вспоминал он. — Но мы узнали, что можно не спать, если наглотаться таблеток для похудения». То был прелюдин, вид амфетамина, которым их с радостью снабжало руководство. Таблетки — «прелики», как называли их битлы, — им регулярно передавали официанты вместе с бесплатными стаканами пива. Пол всегда осторожно относился ко всему, что глотал, зато Джону смысл слова «осторожность» был неведом. Он сам говорил, что пару недель в Санкт-Паули у него шла пена изо рта: он пел и играл до самого рассвета. На «преликах».

Из группы тянули все соки. Но битлы, благодарные за возможность играть перед восторженной публикой, приняли это как должное. Кроме того, все они подписали контракты на немецком языке, им почти незнакомом. У Джона был с собой немецко-английский словарь, но он туда не особо заглядывал, а Пит, единственный из них, изучал немецкий в школе — но вряд ли этот курс включал контрактное право.

Однако в марафонских сессиях был свой плюс. Когда они выжали из усилителей максимальную мощь, они начали приближаться к тому, чтобы звучать как единая группа, чего никогда не удавалось достичь на их спорадических концертах в ливерпульской округе. «Мы стали лучше. Мы стали уверенней, — говорил Джон. — Иначе и быть не могло… Играть всю ночь до утра — это такой опыт… И хорошо, что публика чужая. Пришлось стараться еще усерднее, и мы вложили в это душу и сердце». Он отыграл на сцене столько часов, что на глазах становился достойным ритм-гитаристом. Нет, он никогда не станет виртуозом и никогда не сравнится с Джорджем — но он этого и не хотел и с радостью признавал: «Я и играть-то выучился лишь для того, чтобы, пока я пою, хоть что-то шумело рядом».

Они играли в злачных местах Мерсисайда, но тедди-бои были в худшем случае двинутыми на моде подростками. В Гамбурге Beatles познали мир настоящего насилия. Вечером, ближе к ночи, в «Индру» приходили гангстеры и заказывали… нет, скорее требовали песни. Здесь были моряки со всего мира — и из Восточной Европы, и из Советского Союза, — и все искали, как скоротать часок-другой. Приезжали «отдохнуть и поправить здоровье» американские солдаты из своих частей, разбросанных по Западной Германии, уставшие после недельных маневров или бессонных ночей на границе с Восточной Германией. Им всем хотелось веселья, хотелось девушек, хотелось выпить. В целом «Индра» был напитан горючей смесью спирта и тестостерона, и драки случались там постоянно.