Быть Джоном Ленноном

А вот это уже было неправдой. То, что Джон описывал как подход «профессиональных сочинителей», определенный стиль песни для сингла, которого они с Полом придерживались до сих пор, — теперь уступало место более личным произведениям. Пол все еще часто писал в песнях маленькие истории, но Джон все чаще «пытался выразить свои же мысли о себе». Это выразила та же «I’m A Loser», которую записали аккурат перед самым началом американского тура.

«I’m a loser, and I’m not what I appear to be…»[65] — так начиналась песня. Могло ли это быть правдой? Иногда он так думал. «Часть меня подозревает, что я неудачник… а часть думает, что я Бог Всемогущий», — порой признавался он.

Конечно, у него были периоды мрачной рефлексии. А достаточно ли он умен? Или Дилан умнее? Джордж лучше играл на гитаре. Леннон признавал это. Он сам говорил, что никогда не играл партию соло-гитары ни в одной из своих песен, когда чувствовал, что с этим лучше справится Джордж. С этим он мог смириться. Но был ли Пол лучшим автором песен, чем он? С этим было труднее. Ему, конечно, понравилась одна из новых песен Пола «Things We Said Today». Слегка мрачная, построенная вокруг басового риффа, она была немного похожа на его собственные. Ощутил ли он легкий укол зависти, когда впервые ее услышал? Если да, то зависть и восхищение явно не в первый раз сливались воедино, когда дело касалось Пола. Другие сомнения все еще оставались. Кто красивее — он или Пол? А кого больше любят девушки? Его? Или Пола? Да, те, что помладше, — Пола. Это он уже понял. Но что, у Пола правда лучше голос?

«Ну да, у Пола тенорок», — однажды фыркнул он, когда я сказал ему, что Пол «классно поет».

И, зная студийные трюки, Леннон вскоре стал просить Джорджа Мартина изменить его голос. И не важно, сколько раз, причем совершенно искренне, повторял ему продюсер, насколько ему нравилось исполнение Джона.

Потом еще этот брак… Неужели он попал в ловушку? К осени 1964 года Джон, возможно, был одним из самых известных молодых людей в целом мире, но под маской вечного клоуна, о которой он упоминает в «I’m A Loser», было очень много неуверенности в себе. И так будет всегда.

В конце сентября Beatles покидали Америку в ореоле сияющей славы, и вослед им неслись дифирамбы. «Это была фантастика, — говорил Джон. — Наверное, у нас никогда больше не будет таких гастролей. Это неповторимо».

Однако в глубине души все четверо слегка роптали. Да, они будут шутить, что не возражают против криков, ибо за теми не слышно, если кто-то из них случайно сфальшивит, а Джон будет заливать, будто иногда он даже не удосуживался петь, а просто открывал рот, ведь все равно никто никого не слышал… но правда в том, что все то время, которое они провели в США, они были практически в плену. Из отеля в отель, из номера в номер, на сцену, и снова в отель, снова в номер, только это уже другой город… и еще один город… и снова на сцену, и вновь убивать время игрой в «Монополию» или в карты… и скоро такая жизнь начала навевать тоску.

А еще с ними столь решительно жаждали встретиться местные мэры, сановники, начальники полиции, их жены, их дети, а также диджеи, журналисты, фанаты… что вся ливерпульская четверка часто запиралась в ванной отельного номера, лишь бы остаться вчетвером. Только они знали, каково это — пребывать в центре воющего урагана внимания, порожденного ими самими, и только они, связанные узами дружбы, могли помочь друг другу пройти этот смерч. «Наверное, быть Элвисом было невыносимо, — скажет Леннон. — Он был совсем один».

31. «Мы были как короли джунглей. Как цезари»

И вот они, прославленные завоеватели, снова вернулись домой, в свою благодарную и ликующую страну. С каждой неделей Британия молодела, жить в ней становилось все веселее. Шла середина шестидесятых, и на улицах уже бушевала культурная революция — менялся стиль, менялся цвет, менялась поп-музыка, и столица превращалась в «свингующий Лондон» — так вскоре опишет ее американский журнал Time. Все короче становились юбки моделей; фотографы обретали звездную славу; за внимание в моде бились оп-арт и поп-арт — и Beatles воплощали собой этот исторический миг. Более того: они стали локомотивом, что тянул за собой всю кавалькаду шестидесятых, ведь их песни стали саундтреком эпохи.

И все же Брайан не мог позволить парням отдохнуть. Не прошло и двух недель, как они вернулись на телевидение, а еще спустя день отправились в тур по Великобритании на месяц. Почему Эпстайн так их истязал — безумный темп продолжался еще три года, — а бог его знает. Этого и сейчас никто не поймет. Может, по неопытности он не знал, чем еще заняться, и стремился обеспечить их непрерывное и максимальное появление на публике. И Beatles не жаловались, а между концертами даже выкроили время на сессии в студии — и успели закончить вторую пластинку и новый, четвертый в том году сингл.