Быть единственной

Раздосадовавшись на себя, а скорее на Феоктистову, из-за которой подпалились котлеты, Маша выключила газ и пошла будить сына.

Дверь его комнаты была наполовину приоткрыта. Никакого движения за ней не ощущалось, а ведь он должен был уже проснуться и даже, как всегда, включить телевизор… У Маши упало сердце. Она сделала пару неверных шагов и легонько, все еще на что-то надеясь, толкнула дверь. Вдруг заспался сынок?

Постель Вадика была неубрана, шкаф приоткрыт, на полу пестрел какой-то мусор. Все как в тот раз, когда он из-за директорской дочки уходил из дому в общежитие. Маша это так ясно вспомнила…

Вадика не было.

– Вадик, Вадичка! – слабым, дрожащим голосом позвала Маша. «А вдруг?! Вдруг!» – Иди кушать, сыночка!

Дом ответил ей глухим, даже насмешливым молчанием.

– Остынет, сына! – еще раз, поднатужившись, чуть погромче, повторила свой призыв Маша и поневоле пошла искать Вадика, который так упорно не желал отзываться.

Может, дуется на вчерашнее? Так за дело мама поучила, за дело.

Ни в комнате, где его вообще не могло быть, ни в братниной комнате, куда они не заходили месяцами, Вадика не было. Молчание сына и тишина в доме становились просто зловещими.

Маша вернулась в его комнату, уже почти ни на что не надеясь, открыла платяной шкаф. Точно… Там остались только зимние вещи, теплые носки и всякое старье, сберегавшееся для грязной работы и для огорода.

«Ушел, ушел!.. К этой дряни ушел! Маму бросил… Бросил! А мама его так любила!»

… Маша просидела в комнате сына, наверное, часа два, в непонятном ей самой оцепенении, словно надеялась, что все это – просто затянувшийся ночной кошмар. И если досмотреть его до конца, то можно, проснувшись, оказаться в прекрасном мире, где нет ни Зоек, ни Галек Феоктистовых, ни других баб-разлучниц, а есть только она, Маша, и ее любимые сыночки Володя и Вадик.

Маша проголодалась и замерзла, поскольку была только в ночнушке и халате. Надо было взять себя в руки, встать и отправляться… Куда?

На дежурство ей было выходить только завтра. Ехать в город, на завод, разыскивать сына и убеждать его вернуться сил Маше явно бы недостало. За ночь она совсем не отдохнула, ноги, спина еще болели после вчерашних походов и погонь, в висках стучало. Да и есть ли Вадик на заводе? Может, в своей мастерской… Или с этой проституткой гуляет, жизни радуется.

Нет, это точно придется отложить до завтра.

А может, он сам вернется? Не сможет устроиться в общежитие, например. Тем более там сейчас проживали не холостые рабочие и развязные девчонки-пэтэушницы, а «черные» с городского рынка. Хорошее соседство… Вот обворуют его там, придет он домой, к маме, в ногах валяться, чтоб назад приняла!

Но до этого сладостного момента надо было дожить. А как дожить, если так и гложет беспредельная тоска по сы´ночке, по сы´ночке…

Вадик не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Маша его все-таки разыскала, вернее, он сам подошел к ее «стекляшке» и спросил ее, почти как чужую, как она себя чувствует и не надо ли чего сделать по хозяйству.

– Уж обойдемся, – едва сдерживая слезы, ответила Маша.

– Как считаешь нужным.

– Ты что ж, в общежитии? – не могла не спросить Маша.

– Нет, но я буду сюда подходить, так что скажешь, если чего надо.

– У Гальки живешь? – процедила Маша сквозь зубы, деревенея от этого предположения.

– Нет, не у Гали.

– У Гальки, у Гальки! Не ври!

– Мама, я живу не у Гали.

– Я знаю, знаю!

– Мама, я не могу жить у нее, – терпеливо разъяснил Вадик. – У них с матерью одна комната.

«Ага! – обрадовалась Маша, но виду не показала. – Значит, ничего у них путевого не выйдет! Пожениться они не смогут…»

– А где ж ты?

– Снимаю тут поблизости, у бабушки одной.

– А у нее, значит, лучше? – горестно покачала головой Маша.

– Да, мам, лучше. Она в мою жизнь не лезет и не орет на каждом шагу.

Маша не нашлась что ответить, и сын, сославшись на работу, ушел. У Маши, поскольку было дневное затишье, появилась возможность обдумать сложившееся положение дел.

Галька Феоктистова даже при большом желании к себе Вадика принять не может. Ага… К бабке на квартиру? Тоже не ахти вариант для взрослых людей. А к Маше Вадик Феоктистову не приведет. Знает, что Маша лучше собственный дом сожжет и по миру с сумой пойдет, а такого разврата не допустит…

Эта мысль Маше очень понравилась, и она до самого вечера, улыбаясь про себя, представляла, как Феоктистова с Вадиком подходят к ее усадьбе, нагруженные вещами, такие радостные – как же, заселяться надумали, молодожены хреновы! Навстречу им выбегает Маша, как есть, в халате и тапочках, а за ее спиной занимается гудящим пламенем ее дом. Который им никогда не достанется… А больше-то им идти некуда! Ага! Вот и кончится их «счастье» тут же, на пепелище. И вот стоят они, рядом со своими тюками-чемоданами, в полной растерянности, и глазеют-любуются, как догорает их несостоявшаяся семейная жизнь. Вот хорошо было бы!..