Когда Винсента лишили пасторского воротничка, он был так потрясён и раздавлен, что на девять месяцев ушёл в себя и исчез из жизни Тео. Ни весточки, ни строчки. Такого не было ни до, ни после. Из этого путешествия вглубь себя Винсент вернулся с одним решением и одним открытием. Он решил стать художником и выяснил, что деньги, которые ему время от времени посылали родители, на самом деле посылал Тео. С тех пор так и повелось: Тео зарабатывал на торговле картинами других художников, чтобы его старший брат мог писать свои и мечтать о том, что однажды и до них найдутся охотники.
Торговцев картинами Винсент, надо сказать, ненавидел, о чём напоминал брату, повторяя, что Тео нужно признать в себе художника, пересадить цветок своей жизни из городского грунта в деревенский и познать наконец подлинное счастье. Тео был достаточно благоразумен, чтобы понимать, что коммерческий потенциал у такого шага невеликий, а краски стоят дорого, поэтому довольствовался ролью незримого соавтора, который, не прикасаясь к картине, создаёт условия для её рождения. Счета за краски и холсты Винсент присылал исправно, стремясь подтвердить, что он не возьмёт лишнего гроша и самые большие расходы связаны не с его питанием или жильём, а именно с закупкой материалов. Винсент признавался брату, что без него бы не справился, и тут же приводил доводы о собственной небесполезности для Тео: «…Ты же не выигрываешь ничего, кроме сознания того, что помог человеку выйти на такой жизненный путь, который в противном случае был бы для него закрыт. А впоследствии — кто знает, что мы ещё сделаем вдвоём с тобой!»[13]
Таким образом, Тео был меценатом одного художника, скромным и не афишировавшим свой ежедневный подвиг. Он больше, чем Винсент, верил в его гений и жаждал продавать картины брата наравне с другими работами. Похоронив Винсента, Тео метался по Парижу в попытках организовать его ретроспективную выставку и увековечить наконец имя самого близкого, дорогого и — он верил в это — достойного славы человека. На сопротивление и равнодушие столицы искусств Тео реагировал нервными срывами и периодами депрессии и в конечном счёте догнал брата на том свете, задержавшись лишь на полгода. На их общей могиле цветут подсолнухи.
Карандашный портрет Тео излучает такое сияние и наполнен такой любовью, каких я не встречала ни в одном другом портрете работы Винсента. «Он был мне больше, чем брат», — говорил Тео. Если писем недостаточно[14], этот портрет, с которого нам мягко и светло улыбается Тео, подтверждает: это было взаимно.
Ребёнок и его безутешная мать
Обычно Ван Гог не давал смысловых названий своим работам, а именовал их в стиле «что вижу, о том пою»: «Портрет женщины с красным бантом», «Церковный двор зимой», «Ваза с двенадцатью подсолнухами»… Исключений мало, и «Скорбь», написанная в 1882 году, — одно из них.
Винсент писал брату, что «нет ничего более подлинно художественного, чем любить людей», и любил их, пожалуй, слишком. В этом рисунке — бездна вангоговского человеколюбия: раньше срока постаревшая женщина с обвисшими грудями не вызывает ни неприязни, ни насмешки (как это бывает с нарочито некрасивыми моделями Лотрека, который тоже любит их, но — иначе), ни жалости, которая бы возвысила нас над ней, — только сострадание и желание сесть рядом (художник специально оставил для нас место), обнять её, разделить её скорбь.
Сам Винсент сделал бы именно так. Больше того — он так и сделал. Для этого рисунка позировала Христина, женщина, которая была вынуждена зарабатывать проституцией, чтобы прокормить двоих детей — державшегося на улице за её руку и ещё не рождённого. Встретив этих троих, Ван Гог не смог пройти мимо: «…Меня так тронула заброшенность и беспомощность этой одинокой матери, что я не стал колебаться. <…> Нельзя же ведь — по крайней мере, с моей точки зрения, — пройти мимо женщины-матери, которая всеми покинута и погибает от нужды»[15]. Винсент и сам жил бедно, но всё же пригласил Христину к себе, накормил, да так и оставил у себя. Теперь ей и детям ничто не угрожало, и она могла отказаться от унизительного и греховного заработка (кстати, Ван Гог звал её сокращённо Син, что по-английски значит «грех»). Правда, самого Винсента этот щедрый жест отбросил за черту бедности, так что Тео, приехавший в гости к уже пополнившемуся новорождённым семейству, пришёл в ужас от условий, в которых оно обитает.