Быть иль… Казаться

Иногда ему казалось, что всё ложь: и вокруг – в словах, в нарочитых поступках, в навязанных ложных идеях и в ложном понимании, и в нём самом, а правда лишь иногда угадывается, и только душа понимает и приемлет её. И в то же время разве не присутствует она везде, пусть затмеваемая ложью, разве нельзя различить её за иллюзорными призраками, увидеть лес за деревьями?..

Как он заметил, окружающие часто не понимали его мотивации, придавали значение тем его поступкам, которые казались самому Ивану простыми и естественными, и совсем не замечали плодов больших усилий и внутренней борьбы. «Что ж, мнение ограничено категорией мнимого», – усмехался он.

Самые значимые и важные поступки в своей жизни он совершал без тени сомнений, движимый твёрдой уверенностью в необходимости именно этих действий – иногда вопреки здравому смыслу и почти всегда противоположно тому, что могли подсказать соображения выгоды и полезности. Просто так было надо, а иначе – нельзя. Противиться этому мощному импульсу, заставлявшему делать порой безрассудные вещи, было невозможно – это означало бы отказаться от себя самого, поэтому приписывать себе на основании подобных действий какие-то особенные достоинства значило бы самообольщаться. Очевидно, в такие моменты реализовывалась глубокая внутренняя вера, важная составляющая его личности, выходившая даже за её пределы – другого объяснения для себя он не находил.

Формирование армии республики стало возможным благодаря установлению на свободной от врага территории единоначалия. Главой государства был избран неизвестный Ивану человек, да и народу он был незнаком, но зато, по-видимому, известный в некоторых узких кругах. (Позднее Ивану попалось на глаза видео, где будущий правитель в марте-месяце выходил к митингующему перед ОГА люду, сопровождая местного чинушу.)

Логичным следствием происходивших процессов стал отъезд Егора; в соседней республике полевых командиров, не торопившихся признавать полномочия назначенного главы, устранили «диверсионные группы противника».

Иван грядущих перемен не опасался, но было неприятно узнать, что новый правитель стучал по столу кулаком и орал о необходимости «зачистить Егоркиных прихвостней».

«Интересно, – размышлял Иван, – он реально собирается уничтожить пару тысяч бойцов или озабочен только командирами? И слово-то какое подобрал – «прихвостни»! Мы тут воевали, а не вокруг зада чьего-то крутились, в отличие от тебя горлопана безмозглого».

Никаких последствий для защитников города эмоциональные вспышки нового политика не повлекли, и больше до Ивана слухи о его неистовствах не доходили.

В новой армии нового государства военная служба показалась Ивану малопривлекательной – возможно, дело было в том, что он так и не смог вместиться в служебные рамки. Впрочем, это уже другая, довольно скучная история.

Заключение

Война – это зло, бесспорно. Столько горя, страдания невинных и столько злобы и ненависти, выползших из больных душ, столько сумасшедших, одержимых и беснующихся убийц – страшное зрелище.

В такое время всё обостряется и усугубляется, для этого имеются все предпосылки: обстановка неопределённости, множество угрожающих факторов в условиях отсутствия защиты государства, нарушение всего привычного образа жизни, когда становится невозможным плыть по течению и требуется принятие ответственных решений, само зрелище бессмысленной жестокости, убийств, крови, жертв обстрелов или разнузданного насилия – в подобных условиях человек испытывает сильный стресс, последствия которого для каждого оказываются разными.

Для Ивана воспоминания о событиях тех весенних и летних месяцев были очень неоднозначными и противоречивыми.

Радость чувства общенародного подъёма в начале освободительного движения отравлялась ощущением его неполноты и ограниченности: многие предпочитали отсиживаться в надежде на то, что страсти утихнут, и всё останется по-прежнему, а некоторые писали пасквили в блогах, шпионили в пользу противника и нанимались в батальоны нацистов. Позже он испытал разочарование, наблюдая бегство с родной земли тысяч здоровых мужчин в то время, когда в ополчении ощущалась нехватка бойцов.

Он тосковал по тем дням, когда вокруг были настоящие боевые товарищи, надёжные и самоотверженные, потерю которых, одного за другим, так сильно переживал.

В изменившихся условиях, связанному по рукам и ногам распоряжениями и директивами, ему не хватало возможности реализовать свои способности, знания и желание, которому и привело его сюда. Никогда не стремившийся к обременению себя ответственностью за что-то или, тем более, за кого-то, здесь он ощутил всю значимость и силу этого добровольного расширения и углубления своего осознанного долга.

«Окопная война» лишала его шанса заново прочувствовать близость жизни: распоряжаться своей свободой, принимать решения, исполнять их и нести за это ответственность.

С грустью Иван вспоминал, как когда-то докладывал по телефону Егору:

– Обнаружен противник в составе двух БТРов и около взвода личного состава. Егор, я расхреначу их?

И в ответ: