Быть или казаться?

Чем больше времени проходит, тем чаще размышления Герцена о собственной жизни связываются с размышлениями об истории, судьбах России, Европы и мира, о глубочайших вопросах философии. Из «Обращения к слушателям» Гегеля Герцен выписывает замечательные слова: «Мужественное стремление к истине, вера в мощь духа есть первое условие философского исследования; человек должен чтить себя и считать себя способным достичь вершин. Нет такой силы в скрытой сущности вселенной, которая могла бы оказать сопротивление мужеству познания; она должна раскрыться перед ним, обнаружив свои деяния, глубины и свое богатство и дав воспользоваться ими». Герцен добавляет: «…такую же веру, твердую и непоколебимую, должно иметь и к природе, к этой вселенной…» Именно в эту трудную пору Герцен занимается естественными науками, читает труды естествоиспытателей и сам пишет «Первое письмо об естествоведении». Так он называет в дневнике свои замечательные «Письма об изучении природы».

Начатый в 1842 году дневник кончается спустя три года печальными строками: «И, как эти три года, так пройдут годы еще и еще, и мы состаримся и яснее увидим, что жизнь потеряна». Но мы дочитали дневник, мужественный, горький, иногда трагический, и понимаем: жизнь, которая постоянно и неумолимо строго оценивает себя, оценивает личную судьбу в связи с судьбой страны и мира, судит себя по великим меркам истории, сопоставляет свою мысль с мыслями великих философов, не потеряна и потеряна быть не может. Весь последующий путь Герцена подтвердил это ощущение. А дневник его остался одним из великих документов неустанного самовоспитания. Он свидетельствует о становлении личности выдающегося деятеля русского освободительного движения, о возмужании революционного демократа, мыслителя, борца и писателя, чью роль в русской революции В. И. Ленин назвал великой.

Тяжкий и многолетний труд А. И. Герцена по самонаблюдению и самовоспитанию необычаен по силе мысли и интенсивности чувства и вместе с тем типичен. Так формировался героический характер русского революционера.

Иные скажут: это все люди выдающиеся. Но вот обычный человек.

Жизнь его сложилась нелегко. Детство пришлось на годы войны. Ему не было еще десяти лет, когда его вместе с другими детьми отправили из родного Ленинграда в эвакуацию. Жил он в детском доме. Было там голодно и холодно. Мальчик прихварывал. Был он характера робкого, задумчивого и не всегда мог постоять за себя. Перед сильными, уверенными, бойкими тушевался. Очень любил читать.

Когда я познакомился с ним, ему было за тридцать. Он работал па заводе помощником сталевара. Незадолго до нашего знакомства кончил вечернюю школу. Остался неутомимым читателем. Жадно тянулся к знаниям, понимая, какие у него пробелы в образовании. Любил и понимал стихи. Хорошо чувствовал природу. Удивлял и поражал своей внутренней воспитанностью, отзывчивостью, душевностью. И самостоятельностью суждений.

Вот пример тому. Он писал в школе сочинения на обычные темы — одно о Печорине, другое о Базарове. Печорин и Базаров вызывали у него вполне определенное к себе отношение, далекое от общепринятого. И он не стал утаивать своего мнения, выразил его резко и ясно. Случайно оба сочинения сохранились. Я прочитал их с изумлением и восхищением. В них была некоторая наивность, детскость, неожиданная во взрослом человеке. Но они привлекали своей нравственной позицией. И Печорина, и Базарова мой знакомый оценивал с одной точки зрения — как они относятся к окружающим: знакомым, друзьям, родителям, любимым. И он осуждал их, находя их отношение к людям недостаточно благородным и гуманным. Это была жизненная позиция. Я мало встречал людей, таких чутких, таких деликатных, как мой друг, так же трогательно относившихся к матери, сестре, племяннику, как он. С такой же готовностью помочь людям.

Когда мы познакомились поближе и подружились, он рассказал, что в его жизни была полоса, которая чуть не кончилась бедой. После возвращения в Ленинград его учеба не заладилась. Он попал в скверную компанию. Ее заводилы уговорили его бросить школу, учили ругаться и пить, втянули в сомнительную затею. Он поддался их влиянию и оказался на грани преступления. С подростками это случается. Ребят забрала милиция.

Можно было бы сказать, что тут на его пути встретился умный воспитатель, который помог ему твердо пойти по верной дороге. Нот, такого воспитателя ему не встретилось. Подростков, потерявших семьи, сорвавшихся с места, попавших под влияние старших — «блатных» или «приблатненных», было в те трудные годы много. На всех умных и чутких воспитателей найтись не могло. Достаточно и того, что в милиции разобрались — он в этой компании случайно. Его отпустили на все четыре стороны.