Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

В общем, писатель представляется мне автором описания, а не автором события, пускай даже он сам придумал это событие. Событие или человека — разницы нет. Поэтому герои для меня живые — не только мои собственные герои, а все, которые задели душу. Ведь мы по большей части имеем дело не с реальностью, а с образами. Событие случилось и больше не повторится никогда, а его образ всегда при нас. Адекватен ли он событию — вопрос спорный. Но в таком случае нет различия между тем, что вымышлено, тем, что помнишь, и тем, про что тебе рассказали. Все три категории явлений в сознании существуют одинаково. Это правило не универсально, однако для литературы годится. Вот и сейчас я ведь общаюсь не с вами, а с вашим образом, который создал себе сам.

Для писателя нет разницы между тем, что он придумал сам, тем, что ему рассказали, и тем, что помнит. Все три категории явлений в сознании существуют одинаково. Это равноправные образы. Для писателя они существуют объективно. И ещё они, так сказать, нерукотворны

10.05.2011. Григорий

На мой взгляд, лучшими художественными книгами про войну в русской литературе являются книги писателей-участников: «Хаджи-Мурат» и «Кавказский пленник» Толстого, «Прокляты и убиты» Астафьева. А вы бы взялись написать роман или повесть про войну в Чечне или Осетии, не будучи её участником?

Нет, я бы не взялся писать о войне в Чечне или Осетии. Конечно, лучше всего писать о событии, в котором ты принимал участие, но можно справиться с задачей и не будучи ветераном. Однако всё равно надо иметь хоть какой-то «местный» опыт — знать тех людей, те места, атмосферу. Я всего этого не знаю. Я бывал на Кавказе — в Карачаево-Черкесии и Абхазии, но давно. Я был участником военно-патриотической экспедиции, мы собирали кости и оружие солдат, погибших в Великую Отечественную. Удивительно, что кости так и лежат там, летом вытаивая из ледника. Страшно было видеть россыпи человеческих зубов в стрелковых ячейках из камней, доставать из снега английские кожаные ботинки, из которых вываливаются фаланги пальцев. Видеть настоящие ржавые обломки — неразорвавшиеся мины, станки и щитки от пулемётов, диски и рожки от автоматов, наших и немецких. Вот этот опыт у меня есть, и о Великой Отечественной на Кавказе я мог бы написать. А про недавние войны на Кавказе — нет. Может быть, на тех перевалах Великая Отечественная для меня вытеснила любую другую войну.

29.11.2011. Владислава

В книге «Общага-на-Крови» очень подробно описывается сцена самоубийства девочки. Вы видели подобное?

С крыши общаги, где я жил, спрыгнула девушка моего друга — по другим причинам, нежели в романе, но не менее страшно и бессмысленно. С «позиции Отличника» её прыжка я не видел, я был среди тех, кто потом выбегал на балкон. Но эту гибель я пережил вместе со всей общагой. Кто утверждает, что в романе я сгустил краски, тот свою молодость пролежал в коробке, обложенный ватой.

08.04.2012. Наталия

Я знаю, что первые ваши произведения очень долго ожидали внимания издателей. Но в это время вы предпринимали какие-то активные действия или ограничивались рассылкой рукописей и ждали?

А какие у меня тогда могли быть иные активные действия, кроме рассылки рукописей? Местное книгоиздание издыхало. Денег на поездку в Москву у меня не было, знакомств в писательско-издательской среде — тоже, по телефону футболили. Даже на подержанный компьютер денег не хватало, чтобы через электронную почту попробовать. Полный загон был. Живи на учительскую тыщу пятьсот в месяц и води в походы малолетних болванов, вот и все твои возможности, писатель хренов.

10.05.2013. Оксана