Быть Лолитой

Мы совершенствовались. Нам нужно было репетировать и репетировать перед зрителями. Поэтому, несмотря на то, что наша команда была маленькой, класс обычно заполняли ученики, которые приходили посмотреть, в основном девочки. Вокруг мистера Норта в школе всегда сновали девчонки.

Одна из них, тоже участвовавшая в пьесе, Кристина, постоянно крутилась поблизости. Я ее ненавидела. Именно так, как ненавидят друг друга девочки-подростки, соревнуясь за что-то эфемерное и несуществующее. Хотя главную роль получила я, а не она, ей досталась роль поменьше, но каким-то образом у нее всегда были вопросы, на которые только помощник режиссера, мистер Норт, мог ответить. На вечеринке актерского состава она обняла мистера Норта на прощание, и я видела, как он поцеловал ее в щеку в темноте дверного проема. Она развернулась, увидела меня и улыбнулась.

Мне было стыдно, но я спросила у него о ней под светом флуоресцентных ламп. Он сказал, что все это ничего не значит, что нет никого, кто важен ему, как я. Уж что-что, а это может быть только в плюс, потому что отвлечет внимание от нас, сказал он. Поэтому на следующий день, когда он следил за дисциплиной в коридоре, я встала у шкафчиков и посмотрела на мистера Эдвардса, еще одного молодого учителя английского языка, класс которого находился поблизости, смеялась и крутила волосы, пока мы разговаривали. Прозвенел звонок, я попросила у мистера Эдвардса справку и получила. Легкой походкой пошла на следующий урок мимо открытой двери кабинета и раскрытого рта мистера Норта, вертя справку в своих руках перед ним.

Это сработало. Даже слишком хорошо. Мистер Норт был в ярости и продинамил меня два раза подряд. Я написала: «Прости меня за Эдвардса – он правда ничего для меня не значит, он хороший… Отчасти мне была интересна твоя реакция, и теперь я знаю и больше так не поступлю». Я отдала раскрытую тетрадь ему во время самостоятельной работы. Губами произнесла: «Пожалуйста». Он простил.

Однако теперь в поэтической команде была и Сара, девчонка, из-за которой все началось и которая, как предполагалось, была очень талантливой. Она вечно липла к нему. А он в открытую ей позволял. Я не могла этого вытерпеть. Он всегда говорил мне вести себя скромно, а не делать все очевидным. «Тайны в безопасности». Но в то же время позволял Саре просто сидеть рядом с ним и хлопать глазами? «Ну и черт с ним».

В тот день я особенно негодовала. Увидела, как он пишет что-то в ее тетради, а она смеется в ответ. То, как он улыбался и глядел на ее губы – о, я видела этот взгляд прежде.

Я ушла, не сказав ни слова, и избегала его на следующий день. Однако после обеда у нас была поэтическая репетиция, и я не могла позволить ему все испортить. Я слонялась по коридорам, стараясь не прийти раньше. Учитель ждал у двери своего кабинета и увидел, как я поворачиваю за угол.

– Мисс Вуд? – позвал он.

Я стиснула зубы и тяжело выдохнула.

– Мне нужно поговорить с вами кое о чем, – продолжил он. Я медленно подошла к нему и внезапно оказалась среди остальных членов нашей команды и нескольких других учеников, которым тоже было интересно, в чем дело, все были взволнованы и пришли раньше. Я протиснулась сквозь толпу, заходя в кабинет. Села и пыталась смотреть в окно, пока ни с кем не разговаривала или не репетировала. Ближе к концу, когда всем полагалось писать что-то свое и придумывать стихотворения, он сунул свернутый листок бумаги под мою тетрадь.

«Ты сегодня какая-то отстраненная. Как будто злишься на что-то. Все в порядке? Пожалуйста, не ври. Не видел тебя вчера и немного волновался. Нужна помощь?»

Я подняла на него глаза. Он стоял у доски, лицом к нам, следил за большими часами, которые висели над дверью. Он повернулся, взял мел в одну руку и губку для стирания в другую, написал «10» и стер. Я знала, чего он хочет. Знала, что приду в закусочную в тот вечер и буду ждать, закажу картошку фри с колой и буду его слушать, слушать что угодно, что он говорит. Что он скажет, ему хочется знать, что я думаю, но у меня, как обычно, не окажется слов. Я снова уставилась на свою тетрадь.

В тот вечер, когда я пришла, он был уже на месте. Я села напротив него. Уже решила, что не стану говорить первая, что он сам должен исправлять ситуацию. Он посмотрел на меня в ответ.

Я слушала, как звенят тарелки и кружки, которые разносят по столикам. Какая-то безобидная поп-песня из восьмидесятых играла в колонках. Я скрестила на груди руки.

Он сделал глоток своего чая и подвинул ко мне сложенную страницу из журнала. Обложка старого выпуска Rolling Stone из девяностых, Джими Хендрикс, который уже давно умер, на голубом фоне, с адресом школы Хант Хай.

– Я не понимаю.

– Разверни. Эли.

Я развернула.

– О.

Там была реклама какого-то дорогого модного бренда. Белокожий парень в черной кожаной куртке прижимается всем телом к беленькой девушке с длинными каштановыми волосами. Она была полностью обнаженной. С ракурса фотографа ее голые ягодицы занимали больше половины страницы.

Я посмотрела на фотографию, на моем лице отразились удивление, надежда и смущение.