Читаем «Быть может за хребтом Кавказа» полностью

«Быть может за хребтом Кавказа»

Как видим, говоря о прогрессивной исторической роли хищных, жестоких капиталистических объединений, Маркс, во-первых, допускает для отставшей Азии возможность других, альтернативных, менее кровавых исторических путей (кроме пути «коренной революции в социальных условиях»); во-вторых, всячески подчеркивает трагичность процесса, которому отнюдь не отпускаются нравственные индульгенции. Естественно, возникает мысль, каково поведение мыслящего человека XIX в. по отношению к такому прогрессу: активно участвовать в «ломке Азии» только потому, что это исторически неизбежно, или искать другой, оптимальный путь, не тот, каким пойдут прогрессивные эксплуататоры?

Через несколько лет после гибели Грибоедова о кавказских делах рассуждал один из самых «закоренелых» противников самодержавия, ссыльный декабрист Лунин: «Каждый шаг на север принуждал нас входить в сношения с державами европейскими. Каждый шаг на юг вынуждает входить в сношения с нами. В смысле политическом взятие Ахалциха важнее взятия Парижа. Если дела Кавказа немощны, несмотря на огромные средства, употребляемые правительством, это происходит от неспособности людей, последовательно назначаемых вождями войск и правителями края. Один покоритель Эривани по своим военным талантам отделен от группы этой старой школы. Но он явился мгновенно в главе армии, а в этой земле надо не только покорять, но и организовывать. Система же, принятая для достижения последней цели, кажется, недостаточна, ибо не удалась на равнинах запада, как и в горах юга» [Лунин, с. 15].

Как видим, декабрист находит исторически прогрессивным продвижение России за Кавказ; издалека идеализирует Паскевича, однако зорко замечает то же, что видел Грибоедов вблизи: необходимость коренной перестройки управления, «организации»… Из всего этого Лунин, однако, не делал никаких выводов о полезности своего личного участия в кавказских походах и высмеивал друзей, просивших перевода с Сибири на Кавказ…

Объективная прогрессивность и субъективное участие — сферы, отнюдь не обязательно совпадающие…

К тому же возникала тяжкая тема: надвигающиеся перемены и взгляд на них «отставших народов».

Каково было мнение закавказских жителей о Закавказской компании?

Оно почти не слышно, и тем более интересно обратиться к отзыву друга и родственника Грибоедова, видного писателя и мыслителя Александра Герсевановича Чавчавадзе. Он, конечно, хорошо знал идеи своего зятя, когда (через несколько лет после его гибели) составил «Краткий исторический очерк Грузии и ее положение с 1801 по 1831 год»; более того, некоторые разделы очерка, как справедливо заметил В. С. Шадури, кажутся почти заимствованными из грибоедовского проекта (см. [Шадури I, с. 511–512]). «Закавказье, — читаем мы в работе Чавчавадзе, — заключает в себе весьма мало неудобных мест, большая часть… земли способна на произведение самых тропических растений, но в соразмерности ее плодородного пространства весьма ощутителен недостаток рук» [КС, т. 23, с. 24].

Однако при всем при этом Чавчавадзе спорит с Грибоедовым (впрочем, не называя покойного зятя по имени). Он против переселения крестьян из России; уверен, что рабочую силу для будущей промышленности можно найти среди коренного населения, тем более что «тропические произведения […] не иначе родятся, как в самых жарких странах, пагубных для северных жителей» [там же].

Другое возражение Чавчавадзе — против монополий, особых привилегий: «Этот край […] при деятельности, возбужденной соревнованием, в самое короткое время заменит России лучшие индийские и американские колонии и щедро вознаградит попечения своего благодетеля» [там же, с. 2].

Итак, разные осведомленные современники сомневаются: соответствует ли грибоедовская компания наиболее естественному ходу вещей? Органична ли для России стадия старинных, «первоначальных» монополий?

Историки очень опасаются разговоров на тему, «что было бы, если бы…». Думаем, однако, что уж чрезмерно пугаться не стоит. То, что не сбылось, но было задумано, тоже важно, тоже история (вспоминается Александр Грин, который писал, что «несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов»). Из сложной суммы исторических сил выходит историческая равнодействующая: факт, поступок, событие… Но жизнь отнюдь не сводится только к сумме, средней цифре — она кипит и в каждом слагаемом (иначе не было бы на свете ни детей, ни стариков, а только «среднестатистический возраст»).

Впрочем, не очень опасаясь разговора, «что было бы, если бы…», согласимся: прежде хорошо бы узнать, что было!