Быть мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Посмотри на себя. Все начинается на личном уровне. В порядке ли ты? Борешься ли с чем-то? Чувствуешь ли, что ты уязвим или тебе грозит опасность? Начинай работать с этим — потому что все это приводит к агрессии и непродуктивному поведению. В минуты счастья ты не захочешь срываться на других; ты не будешь жестоким, находясь в мире с собой. Ты можешь сделать очень важную вещь — показать свою уязвимость. Такое поведение — смелое и безрассудное, и оно реально трудно дается. Я знаю, как тяжело бывает мужчинам вести себя открыто с друзьями, но мы должны поощрять это. И если существует плохое поведение, то смелость заключается в том, чтобы сказать: «Я так не хочу».

* * *

В лесу, на окраине графства Кент, в секретном месте, известном немногим, стоит огромный дом с вертолетной площадкой, обвешанный камерами наблюдения. В этом доме меня ждал человек, которого мне однажды отрекомендовали как «неприятного, но хорошего». Кстати, это сказала его жена.

Кев прежде служил в спецназе, а сейчас он бизнес-гуру, советник правительства и враг всех дураков. Он не любит ходить вокруг да около. Болтовня здесь запрещена. Визит к нему похож на посещение антиклиники: за вашей кожей там не ухаживают, а сдирают ее к чертям. И дело не в мачизме: Кев ненавидит любое притворство. Мне нравится находиться рядом с ним, и есть в этом что-то извращенное, ведь у меня нет возможности спрятаться.

Мы встретились с ним за несколько месяцев до начала локдауна. Я люблю приходить в его дом — будто на вечеринку в бункере, где можно напиться и сбросить груз с души. Где удается поговорить с тем, кто, возможно, является полной моей противоположностью; тревога ненадолго улетучивается, все открыто и понятно. Ему на это наплевать, по его словам. Его жизненная позиция — результат многих лет борьбы с трудностями детства: он рос в детских домах, подвергался травле в школе, страдал от жестокого обращения, сбегал, насиловал и воровал и в итоге в 16 лет предстал перед судьей, который предложил ему выбор: пойти в тюрьму или на военную службу. Кев предпочел последнее и сосредоточил свой пугающе высокий интеллект на карьере в спецназе. После увольнения со службы он прекрасно обустроился. По сути, он один из тех людей, глядя на которых ты думаешь: что я делаю со своим временем? Я не могу видеть «Мустанг» в его гараже — это слишком больно. Однако меня поражает та открытость, с которой Кев говорит о своей семье.

Во время нашей встречи в домашнем баре Кева, украшенном винтовками, пистолетами, патронами и прочими сувенирами — я думаю, что это сувениры, но, возможно, это и настоящее оружие, — его жена и дети периодически заходили в комнату, и я заметил, что его поведение и яркая лексика не менялись при обращении к ним. Чувствовалось, что в этой комнате живет чистая и неукрощенная, такая неупорядоченная человечность, которую можно схватить, потрясти. Я спросил, вникает ли он в проблемы своих детей. Я много раз наблюдал, насколько минимальным бывает взаимодействие отцов с трудностями реальной детской жизни, их тревогами, связанными с отношениями, — обычно это материнская епархия. Кев считает, что в функциональной семье все должно быть иначе, и он сознательно создал безопасное пространство, в котором могут общаться члены его семьи. По его убеждению, это особенно важно для младшего сына.

— Мальчики должны понимать свои эмоции, — сказал он, бросив в меня гранату и еле удержавшись от смеха, когда я в панике уронил ее на пол.

Каждое воскресенье у нас проходит семейный разбор полетов. Мы садимся вместе и обсуждаем, чем каждый занимался в течение недели: кто чего достиг, за что он благодарен, чего ждет и к чему стремится. Где ты напортачил? Что заставило тебя плакать, из-за чего ты кричал? Каждый должен разобраться с чем-то.

Он продолжил типичной проповедью о том, почему именно отцам надлежит прививать социально ответственные ценности новому поколению мальчиков.