Быть мужчиной

Уже стемнело. Незнакомец, Вооз — если его и правда так зовут, — так и шагает где-то впереди. Мы уже почти час идем. Но меня это не беспокоит, я всегда любила ходить пешком. Отец часто рассказывал, что даже в детстве я в состоянии была ходить на дальние расстояния и никогда не жаловалась. Если б не жажда и не то, что я выбежала из дома, не взяв кошелька, я бы всю ночь так могла идти. Но мне уже начинает ужасно хотеться пить, и я вспоминаю об этом каждый раз, когда мы проходим мимо проволочного контейнера для мусора, наполненного оттисками чужой утоленной жажды.

Наконец незнакомец останавливается у приземистого оштукатуренного многоквартирного дома. Садик перед домом зарос — у самого входа огромный куст, а фасад частично закрывают темные блестящие листья одичавшего на вид дерева. Незнакомец медлит, поднимает голову, а я вижу сквозь листья, что в окнах на первом этаже горит свет. Он заходит в садик, но в здание не входит, а сворачивает в боковую аллею. Оттуда выбегают четыре или пять тощих кошек. Они вьются вокруг его ног и мурлычут, пока он достает консервные банки из пакета, с которым вышел из супермаркета. Сняв крышки, незнакомец расставляет банки на земле. Кошки набрасываются на еду, из кустов выбегает еще несколько. Пустые банки он отбрасывает ногой в сторону, и кошки нервно отбегают. Он что-то говорит, успокаивает их, и они возвращаются к еде. Я стою в свете фонаря, мне уже все равно, видит он меня или нет. Но если незнакомец и заметил меня, то виду не подает. Он запихивает пакет в карман и возвращается к главному входу, снова медлит, словно пытаясь что-то унюхать в ночном воздухе, и снова смотрит вверх, на освещенные окна, полускрытые листвой. Ветки шевелятся на ветру, постукивают о стекло, а он стоит, позванивая мелочью и ключами в кармане, будто пытается выбрать один из двух вариантов. Потом он расправляет плечи, быстрым шагом проходит по дорожке и скрывается в темном подъезде. Какая-то кошка испускает вопль, где-то включен телевизор, но в остальном стоит тишина. На мгновение мне кажется, что я слышу волны, но это просто ветерок все громче шелестит листвой. Я перехожу на другую сторону пустой улицы, но оттуда еще сложнее заглянуть в окна. Явно придется лезть на дерево.

Встав у основания ствола, я ищу опору и наконец умудряюсь подтянуться и залезть. Мелкие веточки цепляются за мою футболку, от смолы, сочащейся из сломанных ветвей, руки липкие. Один раз я поскальзываюсь и чуть не падаю. Но вот наконец я достаточно высоко и достаточно близко, я почти могу дотянуться до них рукой — до молодой женщины и ребенка, которые спокойно сидят за столом, обрамленные прямоугольником света. Длинные волосы этой женщины заплетены в косу, а когда она поднимает голову от книги, чтобы посмотреть, что нарисовал ребенок, я вижу, какие светлые у нее глаза, и вдруг очень отчетливо и спокойно понимаю, что кто-то где-то каким-то образом дал этому человеку не тот ключ, что вот та дочь, за которой он приехал присмотреть. Ноги у меня дрожат от напряжения, я изо всех сил цепляюсь за ствол и жду, пока она услышит звонок в дверь и впустит его. Почему он так тянет? К чему он готовится по другую сторону ее двери? Может быть, для мертвых закрыты только их собственные двери, двери тех, кого они любят?

И тут я слышу внизу шаги и вижу, как он торопливо выходит на улицу. Я спускаюсь, ломая веточки, царапая лицо и руки, потом спрыгиваю, жестко приземляюсь и пускаюсь бежать. В дальнем конце квартала кто-то заворачивает за угол, но, когда я туда подбегаю, Вооза нигде не видно, а тихая улочка выходит на широкий шумный проспект. Мимо едут машины. Со скрипом останавливается автобус, и мне кажется, что он может быть с другой стороны, но, когда автобус отъезжает, на тротуаре никого нет. Я заглядываю в единственное еще открытое заведение, круглосуточную аптеку на углу, но там среди коробочек и бутылочек вижу только старуху, которая опирается на трость и терпеливо ждет, пока ей отпустят лекарство по рецепту. Как он мог вот так взять и исчезнуть, думаю я, сердясь на него и на себя. Хотя на самом деле вопрос в том, как я до этого-то места умудрилась за ним проследить.

В Тель-Авиве море всегда неподалеку, и, выйдя на берег и сориентировавшись, я понимаю, что нахожусь ближе к квартире отца, чем предполагала. Море в темноте выглядит по-другому, оно кажется больше по размеру и более живым, даже разумным. Дойдя до скалистой насыпи за старой давно закрытой дискотекой, я вижу нескольких мужчин, которые забросили удочки с края насыпи в черную воду. Какое-то время я за ними наблюдаю, но у них не клюет. Я думаю, не пойти ли домой и не подождать ли своего незваного гостя. Но мне кажется, он не вернется, только не сегодня, и не завтра тоже. Еще мне кажется, что замок я соберусь сменить не раньше, чем лет через десять, когда у меня уже свои дети будут.