Второй, с капитанскими знаками различия, отломил маленький кусочек хлеба, и катал его в пальцах, превращая в прессованную массу цвета хаки.
– Не понимаю, – сказал майор. – Вот хоть убей – не понимаю.
– Ты про что?
– Да всё про тоже. Что происходит? Почему так в штабе решают. Вот-вот мы их прижали, на схроны, на базы вышли. Десяток рейдов, полсотни бомбоударов – и всё, никаких дикарей. А нет! Приказывают отступать, сворачивать наблюдение. Зачем?
– Потому что дураки, – капитан хлопнул ладонью по столу и выматерился. – Сидят себе по штабам, ничего не знают, ничего не видят. Воют по карте!
– И вообще, – горячился майор, – я не понимаю – почему никак это клятая война не закончится?! Ведь сколько уже было моментов! Нажми чуть-чуть, надави – и всё закончится. Так ведь нет! Отпускаем их, отходим. Дикари за это время приходят в себя, зализывают раны – и вперёд на равнины. Убивать и грабить. Ну что мешает отдать приказ на уничтожение?!
– А то ты не догадываешься! Смешно даже. Эта война – большие деньги. И все там, – капитан ткнул горящей сигаретой вверх, – на ней наживаются. Прикрыть кормушку? Вот уж дудки! Дураков-то нет.
– Да кто ж им платит? Генералам-то?
– Да дикари и платят. Ну сам смотри как только их прижмут, наши из штаба: «Цыц, назад». Почему? Получили на лапу и рады. А на солдат им положить.
– Тьфу, – сплюнул майор, – аж противно. Пацаны гибнут, а они мошну набивают. На солдатской крови – на святом, брат! – деньги делают. Что-то надломилось в стране. Раньше за солдата душой болели, зря в бой не гнали. А теперь? После Смуты всё псу под хвост. Только деньги всех интересуют. А о солдатах не думают. И охранка – что молчит, почему не арестуют? Неужто и с ними делятся?
– А то! Бабло побеждает зло, – капитан плеснул в кружку водки, выпил залпом. – Ты вот о чём лучше подумай. Пока мы возимся с этими дикарями, пока наши генералы сдают солдат, как стеклотару, весь мир над нами смеётся. И поделом! С танками, с пушками, с вертолётами, с роботами, не можем задавить кучку бородачей с автоматами.
– Вот уж точно, – закивал майор, – смотрят и смеются. И не дай бог нападут – что мы против них? Выстоим?! Чёрта лысого! Если с дикарями справиться не можем, о какой войне может идти речь!? Сомнут нас, растопчут как тараканов.
– Как пить дать, – капитан снова плеснул себе водки. – А эти наверху как-нибудь договорятся. Небось, только спят и видят, как бы за кордон сбежать. С награбленным. Им-то кто бы на нас не напал – всё одно хорошо. Будет ещё от кого бабла получить.
– Но я вот чего не понимаю, – майор затушил окурок и отпил из пластиковой бутылки с водой, – неужто император не видит, что происходит?
– Куда ему всё увидеть?! – отмахнулся капитан. – Неужто наши генералы не прикроют свои задницы? Наплетут ему с три короба, мол, солдаты плохие, офицеры нерадивые, то да сё, пятое-десятое. Он и поверит. Ему-то из дворца не видно, что у нас тут происходит.
– Да уж, – протянул майор, – да уж. Ай, ладно, давай выпьем. Мы с тобой вернулись живыми? И то хлеб!
– Давай, – капитан подставил кружку под горлышко бутылки, – вернулись живыми, с наградами – имеем право выпить.
Они чокнулись кружками и залпом выпили.
За окном кружился снег.
***
Генерал нервно расстегнул ворот кителя и принялся раздражённо расхаживать по кабинету, комкая в руках лист бумаги. Потом ткнул пальцем в селектор:
– Начштаба ко мне. Мигом!
Через минуту начштаба вошёл в кабинет. Выглядел он помятым, глаза были красные, но держался молодцом. Он уже третью ночь ночевал в штабе – следил за операцией. Всего третий месяц здесь. Из тыловых, но на удивление толковый оказался.
Генерал тяжело уселся в кресло. Спросил:
– Читали?
– Так точно.
– Что скажете?
– Я не могу себе позволить усомниться в воле императора. Если он…
– Прекратите, – оборвал его генерал. – Я не желаю слушать дифирамбы. В вашей преданности правящему дому и лично императору я не сомневаюсь. Я спрашиваю, что скажете о приказе.
Начштаба помолчал, хрустнул пальцами:
– Желаете честно?
– Именно.
– Я не понимаю приказа. Операция идёт как надо, мы прижали противника к горам, оседлали перевалы, отрезали пути отступления. По моим сведениям, у них уже не хватает продовольствия и боеприпасов. Нам осталось нанести один – последний – удар и враг будет уничтожен. После этого можно выводить войска и вводить жандармерию. Но отводить войска сейчас… Я не понимаю.
Генерал поднялся и подошёл к окну:
– И я не понимаю. Опять повторяется та же история. Едва противнику становится совсем жарко, сверху цыкают, и мы отступаем. Раз за разом. Уже четвёртый год одно и тоже….
Начштаба молчал.
Генерал посмотрел на него искоса и решился:
– Знаете, у меня иногда складывается впечатление, что эти приказы неспроста приходят так удачно для противника.
– Что вы имеете ввиду?
– Я могу быть с вами откровенным? Настолько, чтобы наша беседа осталась строго между нами.
Начштаба выдержал долгий взгляд генерала и сказал:
– Да.
– Хорошо, – генерал снова сел. – У меня такое ощущение, что дикарям помогают.
– В смысле?