В Москве шли долгие теплые дожди. Удивляла нездоровая больничная тишина, сменившая парижский шум. За границей невозможно было понять, что произошло. В России не стало яснее. Полтора месяца я каждый день читал газеты, смотрел новости на разных телеканалах и обсуждал их с друзьями. Фигура Ельцина стремительно распухала, а Горбачёва – сжималась как проколотый воздушный шарик. Поддержанные центральными СМИ новоявленные «демократы» клеймили коммунистов. Со страниц партийной прессы огрызался Зюганов с единомышленниками, грозил распадом страны и смертельными бедами. Ни я, ни мои знакомые, ни общество, опьянённое несколькими годами свободы, не верили речам советских пропагандистов. От народа их отделяли десятилетия лжи и насилия. Вслед за газетными призывами «Отечество в опасности!» коммунисты так и не посмели вывести на улицу своих сторонников. Молчала Церковь и вместе с нею безмолвствовал народ. Говорили, горячо убеждали, звали за собою лишь те, кого вытолкнули наверх неведомые силы. Страх смешивался с надеждой, сознание цеплялось за усыпляющее «ничего, обойдётся…» Всё более театральное двоевластие длилось до конца года. Ужасала мысль, что скоро ему придёт конец, и хрупкий мост между прошлым и будущим рухнет в бездну.
Новые властители безжалостно гнали страну к «рынку», «просвещённому капитализму», «западной демократии». С большевистской решительностью раскалывали общество надвое. Замшелых
В Москве я узнал, что статья «Дом Мой домом молитвы наречется» о создании церковных музеев была опубликована в двух июльских номерах «Нового времени» на многих языках. Но кому теперь это было нужно! Новые власти считали смехотворной затеей охрану церковных сокровищ и культурного наследия России. Лишь единицы понимали, лишь немногие догадывались, что страна уже приговорена к исчезновению. За границей это видели куда лучше.
В октябре я случайно познакомился с Мишелем Схойянсом, профессором католического университета в Лувене. На воскресной службе в Никольской церкви на Маросейке неподалёку от меня оказался явный иностранец. Он стоял чуть впереди у стены и вполоборота внимательно разглядывал трапезную, строительные леса, временный иконостас, лица прихожан. Белый «римский галстук» под воротником черной рубашки выдавал священника. Тёмный костюм дополнял образ. После службы я подошёл и улыбнулся:
– Вы католик?
Он замялся и виновато всплеснул руками:
– Не понимать по-русски.
Я перешёл на французский, и мы разговорились. Отец Мишель приехал из Бельгии, за неделю обошёл несколько московских церквей и открыл для себя «страну надежды».
– В России возрождается вера, а на Западе умирает…
Эти слова я слышал во Франции множество раз и заранее предполагал, что скажет мой собеседник. Но ошибся. Он протянул мне книгу:
– Хочу вам её подарить. Вышла в начале года. Прочтите, чтобы понять, куда идёт западный мир. Россия освободилась от коммунизма, но ей грозит то же, что уже наполовину разрушило наш мир и нашу веру. Либерализм неизбежно ведёт к тоталитаризму, к бесчеловечности, заменяет собой духовную свободу христианства.