Читаем Быть собой: новая теория сознания полностью

Если посмотреть шире, мы увидим еще одно непривычное следствие из ТИИ: уверенно заявляя, что Ф и есть сознание, она подразумевает, что информация как таковая существует, то есть имеет определенный онтологический статус в нашей вселенной, как масса/энергия или электрический заряд. (Онтология — это учение о сущем, наука о том, «что существует».) В каком-то смысле это представление согласуется с концепцией «всё из бита», выдвинутой физиком Джоном Уилером, пожалуй, самым известным пропагандистом идеи, что все сущее в конечном итоге происходит из информации, то есть информация первична, а из нее уже следует все остальное[96].

И здесь нас поджидает последняя трудность — панпсихизм. Коль скоро у системы имеется правильный механизм, правильная причинно-следственная структура, Ф окажется ненулевой и система будет обладать сознанием. Панпсихизм ТИИ — это ограниченная версия панпсихизма, не та, согласно которой сознание распределено по всей вселенной, как намазанный тонким слоем джем. С точки зрения ТИИ сознание обнаружится там, где отыщется интегрированная информация — Ф. Она может отыскаться где угодно, в разных местах, но не повсюду.

* * *

ТИИ оригинальна, амбициозна и бурлит идеями. Она по-прежнему единственная из нейробиологических теорий всерьез замахивается на трудную проблему сознания. Она очень непривычна, но непривычна не значит ошибочна. В современной физике почти все непривычно и при этом гораздо ближе к истине, чем в физике прошлого. Однако успех тех составляющих современной физики, которые признаны более близкими к истине, обусловлен прежде всего тем, что они экспериментально проверяемы. В этом проблема ТИИ. За свою дерзость ей приходится расплачиваться тем, что ее главный постулат — тождество Ф и уровня сознания — может не поддаваться проверке.

На мой взгляд, чтобы двигаться вперед, лучше всего будет, не отказываясь от основополагающей идеи ТИИ, что сознательный опыт одновременно информативен и интегративен, отбросить заносчивую мысль о том, что Ф является для сознания тем же, чем средняя кинетическая энергия молекул для температуры. Тогда предположения ТИИ, касающиеся структуры сознательного опыта, снова будут согласовываться с концепцией настоящей проблемы. Эта позиция откроет перед нами перспективу разработки альтернативных, применимых на практике версий Ф — измерений, которые в конечном итоге во многом будут похожи на измерение сложности, с которым мы познакомились в конце предшествующей главы.

Именно такой стратегии мы с моими коллегами Адамом Барреттом и Педро Медиано придерживаемся уже много лет. Мы разработали несколько версий Ф, ориентированных на информацию относительно наблюдателя, а не на имманентную. Они дают нам возможность измерять Ф на основании поведения системы, наблюдаемого на протяжении какого-то периода, не беря в расчет то, что она гипотетически могла бы делать, но не делает. Сейчас положение дел таково, что все разработанные нами версии Ф показывают себя по-разному, даже на очень простых моделях систем[97]. Это значит, что нам еще многое предстоит сделать в разработке практически применимых версий Ф, которые, мы надеемся, получают эмпирическую привязку благодаря, а не вопреки укорененности в теоретических принципах. С нашей точки зрения, это значит рассматривать «интегративность» и «информативность» как главные свойства сознательного опыта, требующие объяснения, а не как аксиоматический постулат о том, что на самом деле являет собой сознание. Иными словами, считать сознание скорее «жизнью», чем «температурой».

* * *

Путешествуя по уровням сознания, мы побывали в забвении анестезии и комы, миновали пределы вегетативного и минимального состояний сознания и мерцающие миры сна и сновидений и вышли к солнечному свету полного бодрствования и даже дальше — в причудливую гиперреальность психоделии. Все эти уровни связаны между собой идеей, что каждый сознательный опыт одновременно интегративен и информативен и располагается где-то посередине между порядком и беспорядком. На основе этой идеи были разработаны новые методы измерения, такие как ИСВ, сочетающие практическую применимость с возможностью наводить объяснительные мосты в духе настоящей проблемы между физическим и феноменальным. Благодаря ТИИ мы вплотную подошли к будоражащей воображение и одной из самых дискуссионных областей науки о сознании, где дерзость замирает перед барьером проверяемости и где, видимо, рассыпается наконец аналогия между сознанием и температурой. Но несмотря на весь мой скепсис по отношению к более громким заявлениям этой провокационной теории, мне по-прежнему невероятно интересно, как она будет развиваться дальше[98], — так же, как было много лет назад, когда мы ели джелато с Джулио Тонони.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука