Читаем Быть собой: новая теория сознания полностью

Таким образом, восприятие, ориентированное на контроль, — применяемое системой Б — являет собой разновидность активного вывода, процесс, посредством которого сенсорные ошибки прогнозирования минимизируются за счет совершения действий, а не обновления прогнозов. Как я объяснял в главе 5, активный вывод зависит не только от порождающих моделей, способных прогнозировать, как источники сенсорных сигналов откликнутся на те или иные действия, но и от модулирования равновесия между нисходящими прогнозами и восходящими ошибками прогнозирования, с тем чтобы перцептивные пророчества становились самоисполняющимися.

Активный вывод говорит нам, что прогнозное восприятие можно нацеливать либо на выстраивание умозаключений о свойствах окружающего мира (или организма), либо на регулирование этих свойств, то есть оно занимается либо выяснением, либо контролем[251]. Кибернетика вносит в эту картину представление о том, что для некоторых систем приоритетен контроль. С точки зрения теоремы хорошего регулятора существование всего аппарата прогнозного восприятия и активного вывода обусловлено основополагающим требованием к тому, что необходимо для адекватного регулирования системы.

Чтобы ответить на вопрос, зачем нужно восприятие эмоций и настроений, нам понадобится еще одно понятие из кибернетики (тоже введенное Россом Эшби) — существенная переменная. Существенные переменные — это физиологические показатели, такие как температура тела, уровень сахара, уровень кислорода и так далее, которые для поддержания жизнедеятельности организма необходимо удерживать в определенных довольно строгих пределах[252]. Соответственно желаемая температура дома будет для системы центрального отопления такой же «существенной переменной».

Если теперь собрать все это воедино, можно рассматривать эмоции и настроения как ориентированное на контроль восприятие, регулирующее существенные переменные организма. Вот для чего они нужны. Ощущение страха, которое я испытываю при виде приближающегося медведя, — это ориентированное на контроль восприятие моего организма (точнее, «организма в присутствии приближающегося медведя»), запускающее действия, которые, согласно прогнозу, наилучшим образом удержат мои существенные переменные в положенных им рамках. Важно, что эти действия могут быть как внешними движениями тела (допустим, бег), так и внутренними «интеродействиями» (например, учащение сердцебиения или расширение сосудов)[253].

Такой взгляд на эмоции и настроение еще больше сближает их с нашей плотской телесной натурой. Эти разновидности самовосприятия направлены не только на регистрацию состояния организма, будь то извне или изнутри. Они соединены тесными причинно-следственными связями с нашим самочувствием, с тем, каким оно может оказаться в перспективе, и с работой по обеспечению нашего выживания.

Из этого же определения (что принципиально важно) становится понятно, почему эмоции и настроение обладают своей, характерной только для них феноменологией. Ощущения страха, ревности, радости, гордости сильно отличаются друг от друга, и в то же время они гораздо больше схожи между собой, чем любое из них со зрительными или слуховыми ощущениями. Почему? Природа перцептивных ощущений зависит не только от цели соответствующего прогноза — неважно, чашка ли это с кофе или бешено бьющееся сердце, — но и от типа выдаваемого прогноза. Прогнозы, нацеленные на выяснение, будут сильно отличаться в феноменологическом смысле от нацеленных на контроль.

Глядя на чашку кофе на своем столе, я получаю сильное перцептивное впечатление о трехмерном объекте, существующем независимо от меня. Это феноменология «объектности», с которой мы познакомились в главе 6. Там я предполагал, что в зрительных ощущениях объектность возникает, когда мозг делает условные прогнозы относительно того, как изменятся зрительные сигналы в результате какого-то действия — например, если повернуть чашку, чтобы увидеть ее обратную сторону. В этом случае перцептивные прогнозы нацелены на выяснение имеющего место («что тут?»), и соответствующими действиями здесь будут такие, которые, согласно прогнозу, позволят узнать больше о скрытых источниках сенсорных сигналов (например, вращение).

А теперь рассмотрим более активный пример — ловлю крикетного мяча. Возможно, вам кажется, что лучший способ его поймать — вычислить, куда он летит и как можно скорее туда добежать. Однако на самом деле «вычислять происходящее» не самая лучшая стратегия, и мастера крикета ею не пользуются. Вместо этого нужно двигаться так, чтобы мяч каждый миг «выглядел одинаково», то есть чтобы угол вертикального наведения вашего взгляда на мяч возрастал, но делал это все медленнее. Именно эта стратегия (психологи называют ее «погашение оптического ускорения»[254]), как выясняется, гарантирует перехват мяча[255].

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука