Читаем Быть собой: новая теория сознания полностью

Этот пример возвращает нас к разговору о контроле. Ваши действия и прогнозы мозга об их сенсорных последствиях нацелены не на выяснение, где находится мяч. Они нацелены на контроль того, как выглядит мяч в перцептивном плане. Соответственно ваши перцептивные ощущения будут выявлять по мере того, как вы бежите к мячу, не точное его расположение в воздухе, а что-то вроде «ловимости». Восприятие в данном случае представляет собой не только контролируемую галлюцинацию, но и контролирующую.

Эта идея родилась не на пустом месте, у нее довольно богатая предыстория. В 1970-е гг. психолог Джеймс Гибсон доказывал, что мы часто воспринимаем мир не как независимую от действий репрезентацию того, «как обстоят дела», а через призму возможностей действия, или, по его терминологии, «аффордансов»[256] (дверь — для открывания, мяч — для того, чтобы его ловить). Другая теория, тоже родом из 1970-х гг., но менее известная, чем гибсоновская, делает еще больший упор на контроль. Согласно «теории перцептивного контроля» Уильяма Пауэрса мы воспринимаем что бы то ни было не для того, чтобы затем повести себя определенным образом[257]. Наоборот, мы, как в примере с ловлей крикетного мяча, ведем себя так, чтобы в итоге что-то определенным образом воспринять. И хотя эти первые теории были на правильном пути в концептуальном отношении и совпадали с тем представлением о мозге, о котором я рассказывал в главе 5 («в первую очередь действие»), им не хватало конкретных прогнозных механизмов, которые обеспечила теория восприятия как контролируемой, или контролирующей, галлюцинации. Кроме того, они сосредоточивались в основном на восприятии окружающего мира, а не на происходящем внутри организма.

У тревоги нет тыльной стороны, у грусти — боков, у радости — очертаний прямоугольника. Восприятие организма «изнутри», на котором строятся аффективные переживания, не дает представления о форме и местонахождении разнообразных внутренних органов в духе «вот здесь у тебя селезенка, а тут — почки». Феноменологии объектности, как при взгляде на чашку кофе на столе, здесь нет, как нет движения в пространственных рамках, подобно возникающему при ловле крикетного мяча[258].

Восприятие, ориентированное на контроль, находящееся в основе эмоций и настроений, состоит в прогнозировании последствий действий для поддержания существенных переменных организма в положенном им диапазоне. Поэтому мы ощущаем эмоции не как объекты, а как отражение того, насколько хорошо или плохо обстоят и будут предположительно обстоять наши дела. И когда я сижу у маминой больничной койки, и когда спасаюсь от медведя, мои эмоциональные переживания имеют именно такую форму и свойства — горе, надежда, паника, спокойствие — в силу условных прогнозов, в которых мой мозг предугадывает, как те или иные действия могут повлиять на мое нынешнее и будущее физиологическое состояние.

* * *

В самых глубинных пластах «я», залегающих даже ниже эмоций и настроений, располагается когнитивно подпольное, рудиментарное, трудно поддающееся описанию ощущение просто бытия живым существом. Здесь восприятие себя возникает из неструктурированного ощущения «существования». И вот тут-то мы добираемся до самой сути теории животного-машины — предположения, что сознательное восприятие окружающего нас мира и нас самих в нем происходит при участии наших живых организмов, посредством их и благодаря им. Именно в этой точке смыкаются и встают на место все идеи, касающиеся восприятия, которые я выдвигал до сих пор. Поэтому давайте разберем все последовательно с самого начала.

Первоочередная задача любого живого организма — сохранять свою жизнь. Это императив, заданный эволюцией, поэтому он истинен по определению. Все живые существа стремятся сохранить свою физиологическую цельность перед лицом опасности с учетом имеющихся возможностей. Именно для этого существует мозг. Эволюция наделяла организм мозгом не для того, чтобы он сочинял стихи, разгадывал кроссворды или занимался нейробиологией. С эволюционной точки зрения мозг существует не «для» рационального мышления, лингвистической коммуникации и даже не для восприятия мира. Основополагающая причина наличия у живого существа мозга или любой разновидности нервной системы заключается в том, чтобы способствовать выживанию, гарантируя пребывание физиологических существенных переменных в том узком диапазоне, который совместим с дальнейшей жизнью.

Эти существенные переменные, от эффективной регуляции которых зависит жизненный статус и перспективы живого существа на будущее, выступают источниками интероцептивных сигналов. Как и все физические свойства, источники скрыты за сенсорной завесой. И точно так же, как в случае с внешним миром, считывать физиологическое состояние организма напрямую мозг не может, поэтому это состояние приходится вычислять путем байесовского вывода наиболее вероятных предположений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука