Быть собой: новая теория сознания

По окнам конференц-зала хлестали ветки, ветер хлопал дверьми, и посреди всей этой вакханалии я вдруг подумал, насколько же это замечательно — работать над проблемой сознания как раз в то время, когда у нас появились две крайне амбициозные, выстроенные на плотном математическом каркасе теории, совершенно вроде бы друг с другом нестыкующиеся. Их несогласованность должна была бы вызывать досаду, однако меня вся эта ситуация, наоборот, только воодушевляла.

Ураган трепал нас весь день. Какие-то идеи начинали вырисовываться, но меня не покидало ощущение, что в основном мы шарим на ощупь в полумраке. И ПСЭ, и ТИИ — грандиозные теории, но грандиозны они каждая по-своему. ПСЭ начинает с простого утверждения, что «объекты существуют», и выводит из него всю нейронауку и биологию, но не сознание. ТИИ начинает с простого утверждения, что «существует сознание», и идет с ним в прямую атаку на трудную проблему. Неудивительно, что они часто говорят на разных языках.

Сейчас, два года спустя, когда я заканчиваю работать над книгой, эти две теории по-прежнему обитают в параллельных мирах. Но теперь предпринимаются хотя бы какие-то робкие попытки сравнить их экспериментальные прогнозы[284]. Проектные обсуждения этих экспериментов, в которых посчастливилось участвовать и мне, то окрыляли, то обескураживали главным образом из-за того, что отправные точки и объяснительные задачи у этих двух теорий едва ли не диаметрально противоположны. Что выйдет из этих экспериментов, покажет время. Мне представляется, что мы узнаем много полезного, и ни от ПСЭ, ни от ТИИ не стоит отказываться в контексте теории сознания.

Мои собственные идеи, касающиеся контролируемой галлюцинации и животного-машины, занимают промежуточное положение между этими теориями. С ПСЭ их роднит глубокая теоретическая укорененность в природе личности, а также возможность оперировать мощным математическим и понятийным аппаратом прогнозных процессов мозга. С ТИИ их объединяет сфокусированность на субъективных, феноменологических свойствах сознания — пусть и не с трудной, а с настоящей проблемой на прицеле. И я надеюсь, что теория животного-машины послужит тому, чтобы не противопоставлять ПСЭ и ТИИ и не сталкивать их друг с другом, а объединить — и сложить из идей и открытий обеих удовлетворительную картину, показывающую, почему мы являем собой именно то, что являем.

Конференция на Эгине закончилась, как водится, без всякой помпы и победных фанфар. К моменту отправления нашего парома в Афины ураган стих, море успокоилось. Перед конференцией я долго колебался, ехать или не ехать, — приходилось пропустить ряд важных для меня мероприятий в Брайтоне. Но в конце концов я все-таки решился и теперь, стоя на залитой солнцем палубе, понимал, что поступил правильно. Я начал думать о том, как принял это решение, почему решать всегда так трудно, и, сам того не заметив, перешел к размышлениям о том, как мы вообще принимаем решения и что для нас значит ощущать себя властным над своим выбором, поведением и прочим.

Стоит только задуматься о свободе воли, и тебя уносит потоком мысли.

Глава 11 Степени свободы

Она разогнула и снова согнула пальцы. Волшебство заключалось в моменте, предшествовавшем движению, когда мысленный посыл превращался в действие. Это напоминало накатывающую волну. «Если бы только удалось удержаться на гребне, — подумала она, — можно было бы разгадать секрет самой себя, той части себя, которая на деле за все отвечает». Она поднесла к лицу указательный палец, уставившись на него, приказала ему пошевелиться. Он остался неподвижен, потому что она притворялась <…> А когда Брайони наконец все же согнула палец, ей показалось, будто действие это исходит из него самого, а не из какой-то точки ее мозга[285].

Иэн Макьюэн. Искупление[286]

За какую составляющую бытия собой вы цепляетесь сильнее всего? Для многих это чувство управления своими действиями, авторства своих мыслей. Убедительное, но сложное представление о том, что мы действуем по собственной свободной воле.