Читаем Быть собой: новая теория сознания полностью

Я налил себе чай. Мог я поступить иначе? В каком-то смысле да. Кофе у меня на кухне тоже имеется, так что мог бы налить и кофе. И когда я наливал чай, мне определенно казалось, что я мог бы вместо этого налить кофе. Но кофе мне не хотелось, мне хотелось чая, и, поскольку я не волен выбирать, чего хотеть, я его налил. Учитывая конкретное состояние мира в этот момент, включающее состояние моего организма и мозга, а также все обусловившие это состояние причины, детерминистские или нет, вплоть до моего происхождения, определяющего меня как полуангличанина — любителя чаепитий, и дальше в глубь веков, иначе я поступить не мог. Нельзя, проигрывая ту же пластинку, надеяться на другой финал — разве что на мелкие несущественные различия, вызванные случайностью. Значимая феноменология — ощущение, что я мог бы поступить по-другому, — это не окно, позволяющее рассмотреть, как действуют причинно-следственные связи в физическом мире.

Третье определяющее качество состоит в том, что волевые действия представляются нам идущими изнутри, а не навязанными кем-то извне. В этом разница между тем, как ощущается рефлекторное действие (когда я, например, отдергиваю ногу, ударившись мизинцем об угол) и его волевой эквивалент (когда я намеренно заношу ногу для удара по мячу). Именно это ощущение испытывала Брайони Таллис, пытаясь поймать гребень накатывающей волны сознательного намерения согнуть палец.

Таким образом, в совокупности мы воспринимаем действие как волевое, порожденное свободой воли, когда приходим к выводу, что оно обусловлено преимущественно внутренними причинами, согласующимися с нашими убеждениями и целями, отличными от альтернативных потенциальных внутренних или внешних причин и поэтому указывающих на вероятность поступить иначе. Именно так воспринимаются волевые ощущения изнутри, и именно так выглядят волевые действия извне[300].

Следующий шаг — спросить, как обеспечивает и осуществляет эти действия мозг. Вот тут-то на сцену выходят упомянутые в названии этой главы «степени свободы»[301]. В технических науках и математике под степенями свободы системы понимается множество вариантов отклика на некое положение дел. Скала, как правило, не обладает никакими степенями свободы, у поезда на одноколейном пути имеется одна степень свободы (ехать вперед или назад). У муравья наберется существенно больше степеней свободы, обусловленных тем, как система его биологического контроля будет откликаться на окружающую среду, и неизмеримо больше степеней свободы будет у нас с вами в силу потрясающей сложности нашего организма и мозга.

Волевое поведение зависит от способности контролировать все эти степени свободы в соответствии с нашими убеждениями, ценностями и задачами, при этом адаптивно отделяя их от непосредственных нужд среды и организма[302]. Контролирующая способность реализуется мозгом — не одной конкретной его областью, отвечающей за «волю», а сетью процессов, распределенной по многим областям. На работе этой сети основано выполнение даже самого простого волевого действия — нажать кнопку чайника, согнуть палец. Мы можем вслед за нейробиологом Патриком Хаггардом рассматривать эту сеть как русло для трех процессов: сначала идет процесс «что», обозначающий, какое действие произвести; затем процесс «когда», определяющий время действия, и, наконец, процесс «надо ли», позволяющий отменить или пресечь действие в последний момент[303].

Компонент «что», объединяя иерархически организованный набор убеждений, ценностей и задач с восприятием среды, выделяет из множества возможных действий одно-единственное. Я подношу руку к чайнику, потому что мне хочется пить, потому что я люблю чай, потому что сейчас подходящее время суток, потому что чайник находится поблизости, потому что вина нет, и так далее. Эти вложенные друг в друга перцепции, убеждения и задачи охватывают множество разных областей мозга, сосредоточиваясь ближе к лобным долям. Компонент «когда» обозначает время выбранного действия и теснее всего связан с субъективным побуждением к движению — тем самым, которое пыталась уловить Брайони Таллис и которое измерял Бенджамин Либет. Нейронная основа этого процесса локализуется в тех же областях мозга, которые ассоциируются с потенциалом готовности. И действительно, при мягкой электростимуляции этих областей, в частности дополнительной моторной области, субъективное побуждение к движению возникает даже при отсутствии какого бы то ни было движения[304]. Последний компонент, «надо ли», обеспечивает окончательную проверку, нужно ли выполнять запланированное действие. Когда мы отменяем действие в последний момент — допустим, у меня кончилось молоко, поэтому я передумал наливать чай, — включается процесс «намеренного пресечения». Подобные сдерживающие процессы тоже локализуются ближе к лобным долям мозга[305].

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука