И где только этого прохвоста носило? Впрочем, он не исчезал надолго и таким чумазым давно уже не приходил. Чаще всего нужно было только помыть ему лапы.
— В этот раз от мытья целиком не отвертишься, — со вздохом сказала я коту, проводя по грязной шерсти.
Манеер Лапка мгновенно вывернулся и отступил в сторону. Ну еще бы! Мыться он не любил.
— Сам виноват, — хмыкнула я и потянула кота за лапу. Тот недовольно заворчал, задрыгал пойманной конечностью, но потом сдался и вовсе завалился на бок. Мол, не поднимешь же. Я же грязный.
— Но за крысу спасибо, — поблагодарила я, а довольный моей благодарностью кот в ответ вильнул коротким брусочком хвоста и распластался по полу еще сильнее. Таким уж он уродился — с пышной шерстью, которая так любила сбиваться в колтуны, с сильными лапами, мощными челюстями и коротким обрубочком хвоста. И я бы не променяла его ни на какое другое домашнее животное.
Но присмотревшись к его шерсти, я с грустью сообщила коту.
— Лапка, тебя скоро снова придется красить.
Хвост замер, на меня уставились два круглых глаза, взгляд кота был очень недовольным.
— Ты же не хочешь, чтобы тебя у меня забрали?
Кот тяжело вздохнул, прикрыл глаза и отвернулся. Нет, ему тоже другая хозяйка была не нужна.
Глава двенадцатая
Утро навалилось на меня тяжестью. Ночь без мужа оказалась сложным испытанием. Вечер прошел в заботах, опять же, отмыть Лапку было делом нелегким, хотя кот вел себя прилично и лишь изредка порывался сбежать из таза. Но потом, засыпая в одиночку на кровати, я чувствовала себя странно.
Я привыкла к Гейсу. Всего три года, а я привыкла к нему так сильно — просыпаться с ним, видеть его, разговаривать... И мне ни на секунду не казалось, что я потеряла себя или растворилась в муже. Просто к хорошему привыкаешь. Он становится естественным, как дышать.
И теперь, когда Гейс не просто уехал по делам, а попал в больницу, засыпать, не зная, как он и что с ним, было тяжело. Сон долго не шел ко мне, а потом опустился каменной плитой и придавил к кровати.
Просыпалась я так же тяжело. Влажные от слез глаза не хотелось открывать. К тому же снилась какая-то муть, обрывки из давно забытого прошлого, о котором я не разрешала себе даже на секунду задумываться, и картины с места аварии. Это естественно, когда сталкиваешься с новыми потрясениями, мучиться от давно забытых старых. Я кое-как раскрыла слипшиеся глаза: оказалось, что ночью я переползла на половину Гейса, скомкала одеяло и обняла его руками и ногами.
Осталось всего полдня — и я смогу посетить мужа. Утренние часы заняты процедурами, и мне в Госпитале делать будет нечего. Да и работу никто не отменял. Вчера я бросила свою школу впопыхах: не отменила занятия, не проверила расписание и не отдала распоряжений секретарю и заместителю по учебе.
Надо вставать. Все равно никуда от мыслей и беспокойства не деться.
Правда, оторвать голову от подушки вдруг было слишком тяжело, словно мне на голову положили все заботы этого мира. Но вдруг «заботы» зашевелились, и перед моими глазами свесился рыжий хвост. Я протянула руку и нащупала кота, который облюбовал подушку Гейса и мою голову.
— Ла-а-апка, — простонала я, отползая в сторону из-под кота. Он казался легким, только когда на руках держишь. И то после пяти минут хотелось опустить шерстистый ком на пол.
Лапка не особо обратил внимание, что голова, на которую он сел, исчезла. Только приоткрыл глаз, убеждаясь, что я никуда не делать.
— Охраняешь? — я поскребла кота по подбородку.
Лапка чихнул и широко зевнул. Так и хотелось сунуть палец в раззявленную пасть. Кот бы меня вряд ли укусил, но шевелиться мне было лень. Разве что подтянуть к себе кота и сжать сильно-сильно, возможно, чуть пострадать, уткнувшись ему в толстую шкуру на холке.
— Спасибо, что вернулся, — прошептала я и отпустила Лапку на свободу. Тот, конечно, принялся отряхиваться и вылизываться: еще бы, хозяйка всю красоту растрепала. Но потом вопросительно позвал:
— Ма-ма-а-а-у! — вытягиваясь мордой вверх, заглядывая мне в лицо.
— Все хорошо, я справлюсь, — пообещала я ему и встала с кровати. У меня было немало дел.
Уже в зелфоре на пути к школе благородных мефрау я перебирала воспоминания и так или иначе натыкалась на фразу королевского стража о наорцах. Пять лет как перемирие, но пяти лет мало, чтобы забылось десятилетие военного положения на границе, убийства и траур по королевской семье. Зачем их вообще пригласили?..
За размышлениями я и не заметила, как зелфор остановился у школы. Джерри открыл мне дверь и почтительно склонился. Я выпорхнула наружу, расправляя складки платья и придерживая широкую плоскую сумку с бумагами локтем. Сегодня я была больше похожа на герцогиню. Легкая газовая вуаль скрывала покрасневшие за ночь глаза. На лице не должно было быть ни грамма растерянности или горя. Я слегка улыбалась, так, держала уголки губ приподнятыми, и эта непроницаемая маска отлично сбивала с толка тех, кто жадно пытался увидеть мой страх, растерянность или горе.