Меня поражает уверенность и спокойствие посетителей –
– Это нечто вроде клуба плохих мужей, – шепчу я Вики на входе. – Здесь у каждого за спиной череда подруг и жен с разбитым сердцем.
Как бы там ни было, бесплатное шампанское льется рекой, а столик у нас перед самым подиумом, который Вики тут же окрестила «пиздиумом». В первый час «Мятный носорог» кажется нам обычной пивнушкой, разве что с дополнительным развлечением в виде титек, периодически проплывающих у нас над головами. Захватывающий разговор о видах на покупку нового зимнего пальто прерывается какими-то ягодицами, вторгающимися в наше поле зрения, но будем справедливы, такое со мной уже случалось в пивном баре «Гнутая ложка». Через два часа кое-кто из «девочек» подходит поболтать, и, как это обычно бывает, когда несколько женщин сойдутся вместе, начинаются сплетни: Вики в кардигане, я в куртке и девушки в лифчиках со стразами и сексуальных стрингах.
К часу ночи мы уже порядком набрались, удостоились приватного танца, на время которого обе совершенно потеряли ориентацию (у этой цыпочки была волшебная попка), и вот нас уже потчуют сагой о телезвезде и завсегдатае клуба с ярким финалом: «Итак, его жена узнала, что у него герпес – ничего себе подарочек на Рождество!»
Перед нами покачиваются стены приватного кабинета, неспешно плывут мысли. И правда, похоже на Graucho, только влагалища настоящие, никаких символов. Круто!
К нам подходит пиарщица.
– Я домой, – говорит она, натягивая пальто. – Вы, дамы, оставайтесь, если хотите.
Я смотрю на бутылку шампанского. Да там еще добрых два стакана!
– Мы остаемся! – отчетливо выговариваю я. – Мой девиз: никогда не бросать недопитую бутылку.
Пиарщица уходит, и мы продолжаем вечер сами по себе. Жизнерадостно наполняя стаканы, я как раз приступаю к эпосу о том, как решила побаловать любовника стриптизом, да вот беда – сама же и сбила весь настрой, когда влезла ногой в тарелку овсянки, с утра забытой на полу у кровати. Вдруг к нашему столу подходят двое вышибал.
– Добрый вечер, констебли, – веселюсь я.
– Дамы, вам пора, – они до крайности суровы и непреклонны.
– Клянусь, я только и выпила глоточек пива, – куражусь я, пытаясь собрать глаза в кучу. – Я в порядке и могу остаться.
– Пора, – вышибала оттащил меня от столика вместе со стулом. Его коллега так же обошелся с Вики. Не прошло и минуты, как мы, в сумбуре и негодовании, с пальто в руках, очутились на улице.
Топчась на тротуаре, мы даем волю гневу.
– За что? Почему вы нас выставили? – визжим мы. – Мы просто непредвзятые исследователи стриптиза! Мы журналистки! С соответствующей квалификацией! Мы
честные профессионалы! Мы работали на Radio 4!»– Нас не проведете, – отвечают они. – Вы проститутки.
Минут через пять, после все более настойчивых расспросов, мы выясняем, что клуб облюбовали «простомордые» русские проститутки и прибирают к рукам клиентов, которым – подумайте, какое разочарование! – «обычные бабы» больше по душе, чем стриптизерши. По убеждению вышибалы, это мы и есть. Он знает, что мы не стриптизерши – значит, проститутки. Вики в своем кардигане – и я в своих кроссовках. В его мире систематика женщин строится по принципу двоичного кода: стриптизерша, шлюха. Других не бывает. Само собой, не бывает и репортерш чуть за двадцать, надеющихся выжать 1200 слов из любого информационного повода, заодно выхлебав все стоящее в бесплатном баре.
И я вернулась к убеждению, что стрип-клуб – уродливый чертов анахронизм.
– Я же
говорила, что это место хищнической эксплуатации, – попеняла я Вики, когда мы курили в подъезде.– Но мы обе сделаем из этого по колонке, – ответила она в высшей степени разумно.
Итак, мы вроде бы не остались внакладе.