Бытие и возраст

Путь к бессмертию – особенно в рамках новоевропейской цивилизации – предстает как объективация, как опредмечивание, как реификация и материализация, как скрибизация. Непременно оставить что-то после себя! Простейшая формула прописной морали – родить сына, посадить дерево, построить дом, вырыть колодец. Вообще, вырыть колодец, посадить дерево может каждый. Родить сына тоже может каждый (как писал А. С. Грибоедов: «Чтоб иметь детей, / Кому ума не доставало?»). Так что эта проблема стоит и перед обычным человеком.

Философ же хочет написать книгу, которая останется, – вот объективация, вот опредмечивание, оставить после себя некий текст, который потом будет воспроизводиться. Образцом для нас является Платон. С этой точки зрения мир вечности предстаёт как соломинка, за которую цепляется смертный человек. Этот зов обнаруживается и в стремлении молодого философа во что бы то ни стало свой текст напечатать. Так связывается тема возраста с проблемой авторствования.

Авторствование через материализацию – это способ иллюзорный, но тем не менее неизменно действующий на пути к бессмертию. Таким образом, возраст человека задан в разломе между циклическим и линейным временем, и проблема каждого человека состоит в том, чтобы выскочить из циклического времени в линейное в безумной надежде на вечную жизнь.

А. С.: Внутри определенной возрастной стадии единицы размерности могут иметь любой масштаб. Скажем, у младенца это недели, у цивилизации – столетия, у планетарной системы – миллионы лет. Но с точки зрения штрихкода времени эти хроноединства могут быть современниками, точнее говоря, совозрастниками (сверстниками). Хрономонизм позволяет расширить границы изохронности О. Шпенглера, в соответствии с которой мы (фаустовская цивилизация) по штрихкоду являемся современниками (совозрастниками) поздней античности, но при этом принадлежим к другому порядку хронопоэзиса, нежели цивилизация современного ислама. Мы можем также быть совозрастниками некоего горного массива, например, Кордельеров, закваски и бродящего вина, некой галактики и даже тигра, лично принадлежащего императору. Аналогичная пометка на штрихкоде, указывающая на сопринадлежность к определенной стадии хронопоэзиса, раскрывает некую важную реальность. О. Шпенглер говорил, что арабская математика ближе к арабской музыке, чем к европейской математике¹¹⁵. Возможно, в данном конкретном случае он был не прав, но общий принцип совпадения участка штрихкода времени остаётся чрезвычайно перспективным направлением исследований изохронии мира.

Например, мы встречаем некое живое существо, о котором ничего не знаем. Хвост, усики, точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. Удивительно то, что, ничего не зная об этом существе, мы с немалой долей вероятности можем определить, кто перед нами – детёныш, взрослая особь или «старик». Щенок, муравьедик, динозаврик будут отнесены к некому общему детскому саду независимо от их последующей видовой принадлежности, и морфология в самом широком смысле слова здесь ни при чём.

Решение данной задачи специфично не столько для биологов, сколько для художников, и прежде всего художников-аниматоров. В мультике любое живое существо безошибочно может бы опознано как детёныш, если того пожелает художник-мультипликатор.

Не только грамматика позволяет кое-что сказать о предложении: «Глокая куздра штеко бодланула бокра и курдячит бокренка», но и самая абстрактная анимация. В мультике мы ничего не знаем о придуманном «бокре», но тем не менее отличить его от бокренка можем легко. Более того, мы узнаём тучку-девочку во всём её несомненном отличии от уже взрослой тучи. Художник-аниматор без труда справится с задачей представить несмышленого подростка-автомобильчика. Вполне возможна мультипликационная версия Большого взрыва – вот Вселенная-младенец, вот она уже оформилась и окрепла, а вот она же вся в морщинах и благородных сединах, и это как раз та остывшая и далее остывающая Вселенная, в которой мы живём.

Но дело не только в визуализации, хотя попутно следует заметить, что человеческая визуальность устроена хроноскопически. Дело в более общей интуиции времени и в применимости соответствующего измерительного инструмента. Если линию штрихкода времени снабдить условной шкалой М-Р-В-С, (младенец, ребёнок, взрослый, старик), мы действительно получим возможность наносить этот штрихкод на любую экземплярность происходящего. Конечно, проект хрономонизма с идеей спектрального анализа темпоральностей предполагает возможность получения более «длинного», обстоятельного штрихкода, считав который, мы смогли бы определить многие обстоятельства судьбы, участи, даже не зная при этом, на какую именно экземплярность был нанесен штрихкод времени – на китайскую цивилизацию, на крабовидную туманность, театральную труппу или на паспорт пассажира, пересекающего границу. Зуммер считывающего устройства гласил бы: это либо крабовидная туманность либо «негр преклонных годов», но уж никоим образом не юная гречанка и не бутылка чилийского вина…