Бытие наше дырчатое

- С кем это они? - вслух гадал Димитрий. - И кто? Андрон хмурился и, надо понимать, гадал про себя.

К полудню стрельба утихла. Пришла пора обеда. К тому времени парус был залатан, колеса и оси - проверены. Но поесть спокойно так и не дали: на западе снова завыло, затрещало, заухало.

- Ну теперь точно всю насыпь разворотят… - упавшим голосом заметил Димитрий.

- Может, для того и затеяли, - посопев, ответил Андрон. - Концы спрятать. Поди потом разбери: была там платформа, не было…

После трапезы настал черед более тонких механизмов. Умелец возился с машинкой, раскладывая детали на газетке, а клиент сидел рядом и, затаив дыхание, следил за священнодействием. Иногда позволял себе деликатно подать голос.

- Скажите, Андрон… Мы ведь сейчас, вы говорите, в аномальной зоне и довольно близко к эпицентру…

- Умгу… - мычал Андрон, состыковывая нестыкуемое.

- То есть, если все окажется в порядке, я смогу отправиться прямо отсюда?..

- Смочь-то сможешь, а куда? Ты сначала на цель ее наведи, а тогда уж… Вот переберу, проверю - будешь опять эти хренотеньки крутить, пока не нашаришь, что там тебе нужно.

- А если не нашарю?

- Значит, на комод поставишь. Для красоты. На бледном лице пассажира отображался испуг.

- А у других? Получалось?

- Бывало, что и получалось…

Уаров малость успокаивался и почтительно умолкал, не смея более отвлекать. Ненадолго, правда. Минуты на две.

- Скажите, Андрон… Это ко вчерашнему нашему разговору. Вот вы сказали, что любая попытка исправить прошлое ухудшает настоящее…

- Умгу…

- И, стало быть, по-вашему, возможно обратное? Скажем, я сознательно хочу исковеркать прошлое, а настоящее в итоге улучшается?

- Почему нет?

- Но… это проверял кто-нибудь?

- Вот ты и проверишь.

- А вы сами? Неужели ни разу… в порядке эксперимента… Андрон насупился, свинтил воедино запчасть от будильника с запчастью от кухонного комбайна и придирчиво осмотрел получившееся.

- Будя! - прогудел он. - Наэкспериментировался. Что я тебе, собака Павлова?

Покосился на Уарова - и замер, увидев что-то за его плечом. Димитрий резко обернулся. Возле корявого ствола вербы неподвижно стоял и молча смотрел на них утрешний гость в дзюдогаме. Обоих снова ужаснула изуродованная половина лица незнакомца, похожая на схватившийся как попало гипс. Правый глаз напоминал червоточину.

Топорик и гвоздодер, по уговору, лежали рядом. Но пока вскакивали на ноги, таинственный соглядатай, по-прежнему не говоря ни слова, отступил за древесный ствол.

Двинулись к вербе, обходя ее с флангов, и никого за стволом не обнаружили. Может, в кроне засел? Вскинули головы. В белой робе среди зелени не спрячешься. Дупла вроде тоже нету…

- Клоун! - с отвращением подвел окончательный итог Андрон. - Нашел место ниндзю из себя корчить… И время…

При слове «время» Уаров встрепенулся.

- Слушайте… А вдруг у него тоже машинка? Вдруг это за нами следят откуда-нибудь… оттуда.

- Да запросто, - безразлично согласился Андрон. - Вот почему я и не дергаюсь. Какой смысл? Ну изменишь ты прошлое! Все равно ведь потом из будущего придут и по-своему перекурочат…

***

Эйфелева башня свела с ума не только Мопассана - она еще пыталась свести с ума и нашего Льва Толстого.

«Без всякой, какой бы то ни было надобности, - сокрушался граф, - составляется общество, собираются капиталы, люди работают, вычисляют, составляют планы; миллионы рабочих дней, пудов железа тратятся на постройку башни; и миллионы людей считают своим долгом взлезть на эту башню, побыть на ней и слезть назад; и постройка, и посещение этой башни не вызывают в людях никакого другого суждения об этом, как желание и намерение еще в других местах построить еще более высокие башни. Разве трезвые люди могли бы это делать?»

Если не углубляться в тонкие материи, классик прав во всем, включая последнюю фразу. Но откуда ж ему было знать, что, считая себя созидателем, человек сильно переоценивает собственную роль. На самом деле мы ничего не изобретаем, это изобретения используют нас в качестве родовспомогательного средства. Ну как еще, скажите, платоновская идея может воплотить себя в жизнь? Только пробравшись тихой сапой в наши извилины. В скандальном случае с Эйфелевой башней Мопассану было отчего сойти с ума, поскольку идея телевышки по недосмотру пустила корешки в мозгах раньше, чем идея передатчика.

Первый раз она пустила корешки еще в Вавилоне. Вот, кстати, где жуть была! Не то что о телевидении или там о радио - об электричестве народ понятия не имел. А они - башню строить! Глянешь на этот самый столп - чуть язык родной с перепугу не забудешь. Некоторые, кстати, забывали. Заговоришь с таким, а он лопочет в ответ не разберешь по-каковски…

Так вот, в отличие от яснополянского мудреца Андрон Дьяковатый никогда не пытался оценить целесообразность сооружения, над которым корпел в данный момент. Главное было отдаться работе и ни в коем случае не давать воли сомнению.