Бытие по Вовочке. Каббалистические байки

Итак, шла весна 1993 года, то есть действие происходит примерно двадцать пять лет тому назад, глядя с сегодняшней колокольни 2018 года. Это я для людей с ограниченными способностями к математическим манипуляциям без применения вычислительной техники говорю. В Лос-Анджелесе в то время я жил уже лет девять. Женат, двое детей, большой дом, две хорошие машины, супруга трудоустроена «по специальности», няня при деле (дочке тогда было три года, сыну почти тринадцать), а о моей работе «болшого началника» вы уже знаете.

Уехали мы из Молдавии, из Кишинева, в Израиль в 1978 году и прожили там почти семь лет. В 1984 году переехали в Лос-Анджелес в связи с тем, что меня пригласили сюда на работу. Но, если честно, я всегда хотел жить в Америке. Денег хотел и до сих пор хочу! Никогда не хватает! А до Америки у меня была «одна, но пламенная страсть» – переехать в Австралию. Как оказалось, я был весьма недалек от правильного решения, но судьба распорядилась по-своему.

В течение всего времени пребывания в Израиле религия никогда не занимала существенного места в нашей семейной жизни. Суббота заменяла обычное советское воскресенье, а вечерняя пятница посвящалась дням рождения, ресторанам, встречам у друзей и с друзьями, визитам к родителям и так далее. Более того, образ человека, носящего ермолку, или кипу на иврите, всегда ассоциировался в моем подсознании с попрошайкой, клянчащим деньги на всевозможные организации. А я попрошаек не люблю! Работать надо, и все дела! Все работают, и ты давай! Короче говоря, с религиозными товарищами у меня отношения были, мягко говоря, весьма натянутыми.

Именно поэтому, когда в моем кабинете «болшого началника» неожиданно образовался маленького роста человек в стиле старика Хоттабыча в большой черной кипе, потрепанных джинсах и сомнительной свежести клетчатой рубашке, то я, честно говоря, попросту сдрейфил. Нет, выглядел он, конечно, не очень устрашающе. Но как он ко мне, черт побери, прорвался? Через двух секретарш, необъявленным и без назначенной и оговоренной заранее встречи?

«Вот, – трусливо подумал я, – и появился на твоем пути божественный посланник, который потребует самого строгого ответа за все твои прошлые прегрешения!»

Но посланник быстро сказал «хай» с сильным израильским акцентом и без лишних слов протянул мне две маленькие книжки в мягком переплете на русском языке! А я был занят, очень занят! У меня две большие конструкторские работы в стадии завершения! Все сроки сорваны, а тут вот разные попрошайки «шастають», работать не дают! Что эти две идиотки в приемной делают? Ну и получат они у меня по голове сегодня!

Ну откуда я мог знать, что именно в этот момент происходит самое решающее событие в моей жизни и в жизни моей семьи?

– Сколько? – спросил я его на иврите, ни на минуту не отвлекаясь от чертежей.

– Двадцать за обе, – ответил посланник.

Я быстро достал бумажник, мгновенно забыл o своих страхах, выловил двадцатидолларовую купюру и протянул еврейскому Хоттабычу, всем своим поведением демонстрируя, что аудиенция окончена и ему надо уйти. Он понял, взял деньги и ушел. Я положил эти две книжки на самую верхнюю полку книжного шкафа без всякого намерения когда-либо их с этой полки снять, и снова погрузился в работу.

А в это самое время моя жена весьма серьезно занималась подготовкой к бар мицве нашего сына. Ежели кто не знает, то в большинстве случаев эта достаточно дорогая традиционная семейная пьянка, связанная с обязательным публичным чтением определенной главы из Ветхого Завета, посвященная тринадцатому дню рождения еврейского мальчика. Для девочек это явление празднуется в двенадцать лет и называется бат мицва. Бар на арамейском – сын, а бат на иврите – дочь. Мицва – это богоугодное действие.

Мой «мальчик» родился 21 июня 1980 года, и в этом, 1993 году, ему исполнялось тринадцать лет. Перспективу расстаться с кровно заработанными пятьюдесятью тысячами долларов я воспринимал как досадную необходимость. И даже предложил своему сыну прекрасный, с моей точки зрения, компромисс.

– Давай, – говорю я своему отпрыску, – вместо этой никому не нужной пьянки съездим с тобой на месяц в Кению, на сафари, а бар мицву твою, – говорю, – скромненько справим в каком-нибудь классном суши-баре на океане. Успеешь еще насладиться гоготом пьяной толпы на своей свадьбе.

На что мой умный тринадцатилетний ребенок возразил, что все свадьбы обычно посвящаются невестам. А он хочет поучаствовать в каком-то большом праздничном событии, посвященном персонально ему, «любимому». Артистическая, видите ли, натура! Славы захотелось за папины деньги! Конечно же, я так и не понял его эгоистичной сентиментальной логики, но деваться было некуда!