Бытие

52 Оценка

…в идеале – один астронавт, скучающий, перегоревший, которого легко одурачить…

Джеральд почувствовал, что все смотрят на него.

Геннадий охнул. Акана скрипнула зубами.

– Что ж, кое-чего он добился, – заметила Эмили. – За несколько минут этот сукин сын переместился с 246-го места на 9-е. Быстрее всех в истории добился известности! Простите, Джеральд, но он только что опередил вас.

«Помолчите», – был его единственный ответ.

Никто из них не слышал первого выступления Брукмана десять минут назад – то есть в далеком прошлом. Комментарии со всего мира загнали счетчики выше всяких отметок, переполнив систему оценок. Но на периферии тру-вир зрения Джеральда все еще было поразительно спокойно. Уровень фильтрации был так высок, что проходили только сообщения высочайшей надежности, сосредоточенные вокруг центральной фигуры рослого худого автора фантастических романов, который сухо, даже вкрадчиво, но искренне, излагал свое «послание».

И тогда я понял… Пришлось понять. В своей доверчивости я предоставил свои услуги, свое творчество заговорщикам…

Джеральд вздохнул. Парень молодец. Он никогда ничего подобного не видел. И сейчас не важно, что его высокая репутация подкреплялась в основном фразами «Чушь собачья!» и «Нелепость!» Это замечания уважаемых ученых и специалистов в области техники, а не мужчин и женщин с улицы.

Невозможно отрицать, что я нарушил закон… я пытался розыгрышем излечить мир от современного недуга.

Бен Фланнери восхищенно вздохнул.

– Видите, как этот ублюдок-пакеха[26] повысил доверие к себе, разыграв карту добровольного мученика? Кто будет признаваться в преступлении, которого вообще не было? Помнится мне… – Он почесал голову. – Кое-кто недавно проделал то же самое. – На Бене не было очков, поэтому он не мог получить мгновенный ответ. – Но сейчас нам отдуваться!

Джеральд молча думал:

«Неужели? И что, стало хуже, чем раньше?»

Слава Богу, Артефакт занят – в соседнем помещении несколько специалистов вводят в него техническую информацию, так что чужаки этого сообщения не слышат. Надо подумать, как лучше сообщить им, что они «розыгрыш».

Властям: позвольте заверить, что я буду сотрудничать, все расскажу и охотно приму наказание в традициях Ганди, Кинга, Солженицына и других борцов за правду.

Эмили застучала кулаком по столу, а Геннадий застонал.

Один из соседних вирт-экранов все еще светился: на нем Горосумов излагал свою последнюю теорию – что Артефакт не «письмо счастья», а скорее живой вид. С «репродуктивными способностями р-типа», роднящими его с теми океанскими тварями, которые выпускают в обширный океан, очень похожий на космос, огромное количество икры – из тех соображений, что одна или две икринки найдут теплое место, где смогут вырасти и снова начать воспроизводство. Очаровательное сравнение – еще один повод негодовать из-за нелепого вмешательства Брукмана.

Жизнь, к которой вы теперь можете вернуться, зная, что мы, человечество, снова одни во Вселенной.

Наконец долговязый писатель умолк, искусно улыбаясь в камеру со смесью мальчишеского озорства и благородства святого. Картина исчезла…

…и тогда вихрь пятен, наползающий на тру-вир экран Джеральда, превратился в бурю, каким бы высокоизбирательным ни был фильтр. Джеральд снял очки и снова посмотрел через комнату…

…на стол, где в окружении камер и иной записывающей аппаратуры сверкал знаменитый Артефакт, передавая первую порцию технических диаграмм и описаний, позволяющих человечеству организовать выпуск собственных зондов, если будет выбран такой путь. Одно только это обучение может держать экипаж Артефакта при деле месяцы, а может, даже годы.

Особо Мудрый настоял на том, чтобы мы перешли к этому этапу, после того как несколько дней беседовали с разными существами по отдельности. Пора переходить к делу, настаивал он. Жаль. Отдельные пассажиры были удивительны, разнообразны, очаровательны… а теперь Хэмиш Брукман утверждает, что всех их выдумал!

По какой-то причине, которую сам не смог бы определить, Джеральд начал думать об Оме и Брукмане как о двух сторонах одной медали. Оба они были синонимами грандиозной головоломки.