Бытие

«Это непрофессионально», – говорил он себе, глядя на обнаженную левую руку.

Конечно. Но я уже много лет не чувствую себя профессионалом.

Кончики пальцев повисли над прозрачной поверхностью, вызвав в ней новые волны цвета, как будто объект готовился к встрече с ним в точке контакта. Что бы ни находилось внутри… оно каким-то образом знало. Чувствовало близость живой плоти.

А что, если это действительно чужой? И к тому же опасный?

Он не мог не представлять себе продолговатый овоид, который сжимал коленями, чем-то из научной фантастики. Яйцом кукушки. Или Троянским конем. «Заражение» может распространяться в обе стороны. Что, если прикосновение к этой штуке – ужасная ошибка?

Если ученые и техники в Гаване так и решат, то могут больше никогда не повторить попытку. Десятилетиями будут изучать его за стеклом, не проводя этой единственной простой проверки.

Капсулу снова подбросило: это выскочил из своей полости главный парашют, быстро раскрылся и тут же автоматически выгнулся, управляя снижением. Маленький кораблик закачался в живом ритме; все меньше возможных ошибок отделяло Джеральда от прочной поверхности Земли. Безумное звучание мелодии из «Марс нуждается в женщинах» сменили более спокойные моралистические пассажи – музыка к «Бэтмену».

Ир хочет что-то ему сказать? Об ответственности?

Хорошо. Пойдем на компромисс.

– Акана Хидеоши, – произнес он, добавив нажатием на зуб: «ПЕРЕДАВАТЬ».

Сразу появилось ее лицо, на этот раз без искажений от помех, заполнив в голографических подробностях четверть крошечной кабины.

«Простите, Джеральд. Меня отвлекли. Какой-то богатый кретин разбил свой орбитальный фаллос неподалеку отсюда. Пришлось отбиваться от его адвоката, от его матери и от всего аристократического зверинца – они требовали, чтобы я все бросила и искала этого шута».

Она пожала плечами.

«Ну хорошо. Мы вас видим и подхватим через…»

Акана мигнула, разглядев наконец Джеральда: тот держал руку на Артефакте, лежавшем у него на коленях.

«Секунду. Что это вы там… Не шевелитесь, Джеральд. Ничего не делайте…»

Он виновато улыбнулся:

– Генерал, я заработал полный карантин.

Поставьте для меня койку в лаборатории для этого образца.

И приведите психоаналитиков.

«Джеральд, немедленно наденьте перчатку. Это приказ. Положите эту штуку на место…»

Полихромные рисунки устремились к ближайшей подушечке пальца, словно спеша.

Или – вдруг подумал он – стремясь защититься.

Что ж. Почему бы не выяснить? Он вдруг торопливо прижал к прохладной выпуклой поверхности всю ладонь. И…

И что?

Ни удара молнии, ни других неприятностей из дешевого кино. Только новая многоцветная рябь, не ярче, чем после падения камня в воду с нефтяной пленкой. И даже эта рябь стала быстро гаснуть, сменившись линией, абрисом, примерной схемой его ладони.

Конечно, рисунок несовершенный. Более того. Глядя (вместе с Аканой) на рисунок, он увидел его недостатки. Пальцы кривые и слишком короткие по сравнению с его пальцами. Рисунок стал четче, в нем проступил объем.

Костяшки пальцев набухшие. И тут он понял…

Их шесть.

Шесть пальцев.

И…

Рука тоньше моей.

Запястье тоже.

Рассеивался туман, открывая все большие глубины, и из него проступало сужающееся запястье, ведущее к тонкому предплечью. Вместо громоздкого желтого скафандра эта рука напротив была одета как будто в свободный белый рукав.

От поверхности, где соприкасались обе эти руки, его собственная поднялась к плечу, а необычный двойник словно спустился в ограниченное цилиндрическое пространство.

Ограниченное?