Туман еще поредел, и перспектива изменилась. Перед Джеральдом внезапно оказался не продолговатый объект у него на коленях и даже не нутро тесного цилиндра. Впечатление было такое, будто он через линзу смотрел в другой мир, равный по величине его миру, – необычная, странная перспектива, но каким-то образом полная смысла. Его рука по-прежнему была прижата к изображению руки, но эта чужая рука на странном, непривычно сочлененном локте… ведет к узкому, необычно гибкому плечу… к части торса, закутанного в мерцающую ткань… а затем – Джеральд затаил дыхание – к голове, длинной и клиновидной, как у лошади, с нацеленными вперед глазами над округленным ртом. Кажется, на лице даже виднелось подобие улыбки.
Неожиданный рывок качнул капсулу: это самолет спасателей подхватил парашют Джеральда. Но единственной заботой Джеральда было удерживать ладонь на прежнем месте, не разрывать контакт с фигурой, которая как будто шла или плыла навстречу, сократив эрзац-расстояние между ними наполовину, так что голова чужака оказалась совсем рядом и сверлила его взглядом, который почему-то казался знакомым.
Рот не шевелился, зато задвигалась щетина мембран на щеке. И то, что появилось, поразило Джеральда больше всего.
Не звуки, но
Здравствуйте.
И все.
Пока что этого достаточно.
Часть третья
Тысяча естественных потрясений
Цари строят большие дворцы, сидят на тронах и увешивают себя драгоценностями неспроста. Это решает определенную социальную задачу: не угнетать массы, а поражать, вызывать гордость, уважение к своей культуре, к своим властям и правителю, создавать ощущение, что правитель достоин того, чтобы править; тогда они довольны тем, что ими управляют, и не возмущаются.
Привычка восхищаться богатыми и влиятельными, почти обожествлять их и презирать бедных и несчастных или по крайней мере относиться к ним с пренебрежением хотя и необходима для сохранения различий и порядка в обществе, в то же время является главной и почти универсальной причиной падения нашей нравственности.
Хорошо быть царем.