Дашка, заприметив меня, бежит навстречу, обнимает здоровой рукой. Я наклоняюсь и сильно-сильно целую её в макушку. Машка гоняет на самокате, машет мне рукой и снова набирает скорость. Счастье бывает разным — у меня есть они. И это то единственное, что действительно имеет значение.
— Варя, с тобой всё хорошо? — хмурится бывшая свекровь.
Её задумчивый взгляд ползает по моему лицу.
— Всё хорошо. У вас таблетки от головы нет? Резко заболела, аж до тошноты, — отвечаю не своим, немного хриплым голосом.
Она смотрит на меня с подозрением, роется в маленькой косметичке. Запиваю горькую пилюлю водой и уже минут через пятнадцать становится легче.
— Ты точно в порядке? Такое чувство, что ты привидение увидела.
Хочется горько рассмеяться. Я увидела вашего сына, и он сейчас куда живее, чем привидение.
— Просто заболела голова. — Сдерживаю раздражение.
— Мама, мы хотим на набережную! — Дергает меня за руку Дашка и тянет в сторону.
— Да, конечно, — спокойно отвечаю и иду за ней, чувствуя внимательный взгляд Валентины Павловны.
Она догадывается, ей, без сомнения, понятно — со мной что-то случилось, но у нас не те отношения, чтобы делиться. Мы идем молча и просто присматриваем за детьми. Вынужденное взаимодействие. Мне ещё повезло с ней. Другая бы фыркала и крыла матом, можно сказать, Валентина Павловна на моей стороне.
А она ведь предупреждала. Надо было послушаться бывшую свекровь и забыть этого козла раз и навсегда. Он ведь детей у тебя отобрал, дура. Разве так поступают с любимой женщиной? Всё же старшее поколение мудрее нас, у них опыта больше.
Гуляем мы с девочками недолго. Постепенно начинается дождь. Я провожаю дочек и свекровь до дома, после чего, извинившись, ухожу. Валентина Павловна настаивает на ужине, но я не хочу есть. В последнее время дикий голод сменился полным отсутствием аппетита. Я ничего не хочу. Всё, что мне нужно — это начать жить заново.
Хлопнув дверью о стену, я разуваюсь.
— Ужинать будешь? — кричит мне Софа из детской, потом продолжает громко и эмоционально разговаривать со старшей дочерью.
Я не хочу ужинать. Я ничего не хочу.
— Поговорить надо! — Холодно смотрю на сестру.
Я её, конечно, люблю, мы родная кровь. Но я так устала терпеть.
— А это не может подождать, Варвара?
Нет, уже ничего не может ждать. Мне больше нет дела до чужих чувств. На мои никто не оглядывается. Я устала, одинока и, да, я больше не хочу глотать обиду ради других людей.
— София, мы должны разменять эту квартиру.
— Ерунду не придумывай, Варвара. У меня же дети, им нужна комната. Ты собралась их на улицу выкинуть? — гогочет она, будто я сказала что-то смешное.
— У меня тоже есть дети. — Иду в свою комнату. — А ещё мне негде жить. Это квартира наших родителей, а, значит, она, как твоя, так и моя.
— Варя, ты можешь жить у нас. — Меняется в лице сестра, испугавшись.
Знаю, она боялась этого разговора. Любой суд докажет, что мы обе наследницы этих сраных семидесяти пяти квадратных метров.
— Я не хочу жить у вас.
Софа стонет, громко выдыхая.
— Это так ты платишь за моё гостеприимство, неблагодарная? — Наступает с криком.
Нападение — лучшая защита, но мне уже фиолетово на её возгласы. Моя точка кипения пройдена. Они все меня достали.
— Я озвучила свою позицию, София, ругаться я не хочу.
— Как мы разменяем тр?хкомнатную квартиру? На две однокомнатные? А дети? Тебе всё равно, что твои племянницы будут спать на раскладушке посреди зала, кухни и коридора одновременно? Ах, что это я! — Ставит руки на пояс, повышая голос ещё сильнее. — Тебе и на собственных-то детей плевать!
Она выводит меня из транса, и я резко вылетаю из комнаты.
— Никогда! Не смей! Так! Говорить!
Сестра, уже заведенная ссорой, топает следом, с явным намерением продолжить разборки.
— Если не хочешь обмена, значит, выплатишь мою долю, — добавляю, успокаиваясь.
— Варвара, где я возьму деньги? — верещит старшая.
— Софа, это не мои проблемы. Я хочу жить, а не существовать у вас на коврике.
Сестра начинает рыдать.
— Мы отдали тебе лучшую комнату. Мы с любимым мужем в зале, а ты, как царица, в целой комнате. Да что же ты за тварь такая неблагодарная?! Надо было своего беречь, но нет же, захотела в Москву. Вот и поделом тебе, правильно, что твой тебя выкинул и принимать не желает! На хер ему такая кукушка сдалась?! Беречь надо было мужика, сейчас бы жила в хоромах!
Это не то, что меня задевает. Больше нет, главное, чтобы девочек не трогала. А так, я мертвая внутри, мне уже всё равно. Меня больше нет.
— Твой любимый муж украл одолженные мной у подруги деньги и, нажравшись пива, завалился ко мне в душ, пока ты была на смене. Верни мне их, пожалуйста, и разберитесь между собой, — протягиваю руку, называя сумму. — Больше я здесь не останусь.
Софа стоит и хлопает ресницами, не понимая меня и не принимая мои откровения. Я её понимаю. Это больно. Но правда лучше, чем заблуждение.
— Если вы не выплатите мою долю, я пойду в суд.