Бывшая для мажора. Она не уйдет (СИ)

Но тут слева к нему подошла какая-то девушка. Она была высокой - как я. Очень красивой, как я когда-то (наверное, она даже чем-то была на меня похожа). Со смехом девушка обняла его шею точеными руками. И он улыбнулся ей своей нагловато-обаятельной улыбкой, кладя ладони на ее талию. Прижимая ее к себе.

Долгая… такая долгая секунда.

Вдох и выдох.

Я просто… закрыла глаза, чтобы этого не видеть. Не видеть его с другой.

Только бы он не увидел меня. Не увидел то, что от меня осталось.

Вдох, выдох. Еще один вдох.

Но ведь в конце концов, это хорошо. Он не один, у него есть любимая. Хоть кто-то из нас продолжает жить и радоваться жизни. Хоть кто-то из нас счастлив.

Но я все равно не хотела этого видеть…

Сегодня, впервые за много месяцев я на миг ощутила себя такой, как раньше. Но через секунду снова оказалась в той же темной клетке, в которую превратилось мое тело.

Глава 26. Плохое и хорошее

Я лежала на кровати в своей комнате.

Иногда дремала. Иногда смотрела на старинные настенные фрески, со следами осыпавшейся штукатурки. На блики витых прикроватных столбиков из темного полированного дерева. На то, как танцуют пылинки в тонких лучах, пробивающихся сквозь жалюзи. Или просто смотрела перед собой… надеясь выдержать еще один день.

Я прекрасно знала, что со мной происходит. Ведь я привыкла искать ключ к внутреннему спокойствию в самой себе - этому меня научили мои йоговские практики. Привыкла рассуждать над проблемами, а не прятаться от них. Умела разрешать внутренние противоречия. И все равно не могла выбраться из этой ловушки.

Это был замкнутый круг.

Моя боль питала депрессию. Депрессия не давала мне поправиться. Болезнь питала боль. Одиночество… питало боль. И безысходность, отсутствие надежды на будущее.

Депрессия изменила меня. И видимо, уже навсегда.

За дверью послышались приглушенные голоса.

- …пытался что-то сделать. Говорил с ней каждый день, но она просто… молчит. Не хочет говорить даже с психотерапевтами. Врачи говорят, что она давно могла бы встать на ноги - да, через ужасную боль, борясь с трудностями, но могла бы. Но Ника просто отказывается от физиотерапии.

«Видимо приехал новый психотерапевт», устало и безразлично подумала я. Но тут прозвучал голос второго собеседника… который я сразу узнала.

- Я попробую с ней поговорить.

Дверь в мою комнату открылась… и в нее прошел он.

Такой же, как раньше. Он ничуть не изменился. Возможно, стал только красивее за это время - по-другому постригся. Подкачался. Его жизнь не стояла на месте.

Я прикрыла глаза… и с трудом сдержала желание закрыть от него свое лицо. Лицо, превратившееся в карикатурную резиновую маску.

Какое-то время Давид молчал, словно не в силах произнести ни слова. Словно мой вид выбил почву из-под его ног… Я понимала его. И все равно почувствовала, как знакомая ноющая боль сковывает мои внутренности, мешая мне дышать.

Он подошел ближе, придвинул стул к моей кровати.

- Ника, это я.

Его голос был теплым. Но мне показалось, он заставлял себя говорить со мной именно так - ласково, спокойно.

Снова посмотрев на него… я молча отвернулась в другую сторону. «Уходи Давид. Тебе не нужно было приходить», прошептала про себя.

- Ника, я пришел сразу, как узнал. Я не мог не прийти, - он словно ответил на мои мысли.

Парень снова замолчал, наверное, надеясь, что я ему отвечу. Но я не хотела… с ним говорить.

- Моя упрямая девочка, - я ощутила прикосновение его ладони к своей руке, ее грубоватую мягкость. - Альдо говорит, что ты отказываешься от физиотерапии. Ты молчишь, не говоришь, почему. Может, ты поговоришь со мной? - на какое-то время парень замолчал. - Ника, ты самая сильная девушка, которую я знаю. Если кто-то может подняться на ноги после таких испытаний, то только ты.

Я закусила губу.

- Ты должна поправиться, - продолжил он. - Ради меня, ради своего мужа. Ради сына. Где сейчас твой малыш?

Напоминание о сыне кислотой прошлось по моей ране. Невыносимой болью отозвалось в моей груди. Из легких тихо вышел воздух - это должен был быть плач, но он получился беззвучным.

«Мама!..» Я словно все еще слышала его тонкий голосок в тот день, когда со мной случилось это несчастье. И одна мысль о том, что он видел… видел, что случилось со мной, с моим телом…

Я могла бы продолжить жить ради Паши. Но эта мысль лишала меня способности жить.

Я спасла его, но не смогла уберечь…

И ему было лучше без меня, такой, какой я стала - ведь я не могла о нем позаботиться. Еще много месяцев назад моя мама увезла его к себе в Россию. И так я лишилась последней ниточки, связывавшей меня с этим миром.

- Почему, Ника?! - с внезапной болью и страстью произнес Давид. - Почему ты не хочешь поправиться?!

Я упрямо замотала головой… но его словам как-то удалось пробиться сквозь стену, которой я себя окружила.

- Лучше бы я умерла. В той аварии, - наконец, прошептала, тщетно пытаясь сделать еще один вдох.

Его пальцы с силой сжались на моей ладони.

- Не смей… так говорить!

Внезапно он вскочил со стула. Прошелся туда-сюда по комнате.