Я хотел притянуть ее к себе, поцеловать, запах кожи на губах ощутить. Но я не стал. Ушел. Княжна – теперь хрустальная ваза: нельзя давить, беречь нужно.
Утром я начал действовать: адвокатам поручил проработать вопрос опеки, поднял связи в следственном комитете и отправил Серегу вместе с присланным по дружбе следаком в Атриум. Пусть достанут записи с камер наблюдения, где видно, что ребенок брошен. Плюс показания сотрудников игровой комнаты, что мать не явилась за ребенком и была недоступна какое-то время. Их самих, конечно, наказать надо бы за несоблюдение правил пребывания и безопасности несовершеннолетних, но ничего, зато сговорчивее будут. Скажут все, что надо. Позвонил матери. Нужны ее связи по медицине.
– У тебя есть знакомый психиатр?
– Да, конечно, – она была удивлена. – А зачем?
– Мне нужна услуга. Сведи с нужным человеком.
– Хорошо. Отзвонюсь.
– Как у вас? – спросил ровно.
– Потихоньку, – голос чуть потеплел.
– Я дал распоряжение найти квартиру и няню…
– Рома, я же сказала, что Ваня может остаться. Мы с Алевтиной…
– Мама, не надо из себя жертвенную жену декабриста строить! Тебе что, приятно на Ивана смотреть? Или ты зло сорвать хочешь?
– Зачем ты так? – спросила тихо.
– По-другому пока не могу. – Я выдохнул, успокаиваясь. – Жду звонка, – и отключился.
Через час я ехал в Психоневрологический диспансер номер два. Маме удалось уболтать главного врача и доктора наук в области психиатрии в свой законный выходной приехать в клинику на встречу со мной.
– Приветствую, – мы пожали руки, и я присел напротив. Нас разделял добротный деревянный стол, усыпанный бумагами и папками. Я почему-то думал, что у врачей данного профиля везде порядок: вокруг и в голове. Но Вячеслав Евгеньевич Волков не выглядел как психиатр, скорее, как учитель. Хотя я никогда не общался с врачами этой направленности.
– Мария Алексеевна сказала, что вам нужна какая-то помощь. Я весь во внимании.
Просьба у меня действительно своеобразная. Кому-то могло показаться, что это слишком жестко, но иногда нельзя иначе.
– Мне нужна парочка крепких санитаров, смирительная рубашка и какой-нибудь диагноз, чтобы подлечить одну особу в стационаре, – я демонстративно осмотрелся, в окно выглянул. – Ваш вполне подходит.
Психиатр сдвинул очки на нос и на меня взглянул. Достаточно профессионально.
– Вы серьезно?
– Абсолютно.
– Вы понимаете, что просите меня нарушить закон?
– Понимаю, – и хмыкнул. – Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Мне нужно его прощупать было. Насколько надежный. Вроде не грозит полицию вызвать.
– Есть один человек, которого нужно запугать.
Взгляд Вячеслава Евгеньевича стал еще тяжелее.
– Женщина. Поверьте, с очень низкой социальной ответственностью. Она пытается вредить семья Демьяновых. Я защищаю своих близких.
– А если она не испугается? – нарочито вежливо поинтересовался.
– Тогда я буду очень признателен, если вы возьмете ее под свое крыло.
Мы мерялись взглядами минуты две. Потом он достал телефон и написал сумму. Первая за чисто символическую помощь; вторая – если понадобится действовать более решительно.
Готов ли я реально упечь Лазареву в психушку? Честно, не знаю и очень надеюсь, что до этого не дойдет. Но спокойствие моей семьи важнее. Ради него готов на многое. Даже на сделку с совестью.
К вечеру у меня были видео с камер, свидетельские показания – очень красноречивые! – компромат от Дэна и мощная команда на подхвате: менты и санитары, полиция и психушка. Скоро мне можно будет писать сценарии к отечественным сериалам. Не хуже Нетфликса получится!
Я позвонил Лазаревой. На этот раз она меня не игнорировала. Но звучала очень осторожно.
– Чего ты хочешь?
– Поговорить. – Я был спокоен. – Мы с тобой взрослые люди, и решать нужно по-взрослому. Я приеду к тебе, не против?
Не хотелось спугнуть окончательно. Я хочу решить с ней все сейчас, а не ждать дни, месяцы или годы, когда она явится и предъявит что-то.
– С Ваней? – проговорила напряженно.
– Нет. Давай не будем вытягивать ребенка. Он и так растерян и напуган.
– Ты будешь один?
Господи, неужели она меня боится? Я ж лошок-лопушок.
– Один.
Это действительно так. Остальные появятся, если мы не сможем договориться.
– Хорошо.
Я сразу поехал к ней. Один. Группа поддержки во главе с Серегой в другой машине. Поднялся. Постучал. Был абсолютно спокоен. Злость перегорела. Остался холодный расчет.
– Присядем? – прошел вглубь дома. Обратил внимание на чемодан. На видном месте брошен. Даже если пустой, соберет сегодня.
– Сто тысяч евро и я уеду, – с ходу начала, сложив руки на груди.
– А что, – я присел на стул, спинкой вперед, – рубли уже не котируются?
– Ну… можно рублями. – Юля немного расслабилась, оценив мою доброжелательную невозмутимость.
– У меня другое предложение: ты подписываешь отказ от родительских прав и обязанностей, мои адвокаты идут с ними в суд, я становлюсь опекуном Ивана, а ты свободной женщиной. Как тебе такой расклад?
– Что? – не поняла она. – Без денег, что ли?
– Именно. Ну, ты молодая, не обремененная заботами, весь мир перед тобой, – объяснял на полном серьезе.
– Нет.
– По-хорошему не договоримся? – уточнил на всякий случай.