– Мама! – воскликнула я испуганно. Это даже звучало ужасно. – Я просто запуталась. Я была мала, не готова…
– Не перебивай! – властно прервала мама, одним взглядом напоминая, кто на самом деле главный в этом доме. – Ты мне врала, решала за других, ты натворила ужасных дел и таким образом причинила боль людям, которым небезразлична. И я ставлю тебя перед выбором: либо ты сама рассказываешь этому мужчине о ребенке, либо это делаю я!
– Что? Нет! – буквально схватилась за голову, а потом грохнулась на колени и обхватила ледяными пальцами мамины руки. – Ты не понимаешь, мама. Поль Кифер… он как наш отец. Он оставил меня в больнице умирать. Не пришел, не позвонил, не объяснился. Он хочет избежать любых привязанностей, он одержим карьерой, мечтает уехать из России. Как только я совершила ошибку…
– А что тогда он делает в твоем доме? Почему уговаривает тебя лечиться? И как так вышло, что ты умудрилась лечь в постель с настолько черствым человеком снова и снова от него забеременеть?
Я покраснела до такой степени, что уши зажгло огнем. Говорить с мамой об интимной стороне вопроса для меня было абсолютным нонсенсом.
– Я понимаю, что этот мужчина пострадал из-за действий Ильшата, и даже могу тебя понять в этой неспособности довериться, но тебе нужно кое-что знать. Не бывает так, чтобы был виноват только один. И в нашей с твоим отцом ситуации однозначная вина Ильшата лишь в том, что он бросил вас с Рамилем.
– Почему ты так говоришь? – Я отшатнулась назад, отпуская ее руки, и села на пятки, не в силах поверить своим ушам.
– Девочка моя, под влиянием болезни поведение зачастую сильно меняется. Твой отец женился на спокойной, жизнерадостной женщине, которая никогда не поднимала на него голос. На женщине, которая была его тылом. Но когда у меня отнялись ноги, я перестала быть приятной. Отчего-то подумала, что мне теперь должны все прощать. Я плакала, не вставала с кровати целыми днями, не заботилась о своей семье… Не хочу вспоминать все, что делала: меня это отнюдь не красит. Какое-то время твой отец был терпелив и заботлив, помогал Рамилю, искал врачей для меня… но ситуация не менялась, все обследования заходили в тупик. И я… винила твоего отца, я постоянно на него злилась, будто из-за него я потеряла способность ходить. Кто-то на месте Ильшата постарался бы поговорить, вразумить, поставить на место или перетерпеть, но не он. Он просто забрал вещи и ушел. Он всегда предпочитал внешние приличия здравому смыслу.
Я опустила голову, скрывая за волосами бегущие по щекам слезы. Во многом я узнавала себя. Я лгала, не желала говорить, впадала в депрессии, истерики, отталкивала Поля всеми способами от истинных причин моего состояния. Я не позволила ему зайти на запретную территорию, лелея в душе обиду на всех мужчин, поселившуюся внутри из-за действий своего отца. У Кифера не было ни шанса прорваться сквозь этот кордон.
– Не всегда, когда сложно нам, другим просто. Нельзя судить о том, где у человека предел. Но если твой отец вычеркнул нас всех из своей жизни и не чувствует никаких мук совести, твой мужчина не перестал о тебе заботиться. И заметь, ради вас с Рамилем я не порвала отношений с человеком, который предал меня в худший момент моей жизни. Больно ли мне видеть его? Каждый раз больно. И не потому, что я до сих пор что-то к нему чувствую. Нет. Просто он выбрал жизнь, которую считал подходящей ему по статусу, стряхнув нас как ненужный мусор. Потому что он обесценил наших общих детей из-за одной лишь моей болезни. О, Дия, я думаю об этом каждый раз, когда вижу Ильшата. Но я терплю, стискиваю зубы и терплю, потому что Рамилю нужен отец. Он нужен и тебе. Иначе с чего бы вдруг ты отказалась говорить мне о потере ребенка после злых слов Ильшата? Я говорю это не в упрек, нет, я хочу чтобы ты поняла: ты не вправе выбирать за всех, не считаясь с чужим мнением. Ты не можешь знать, как люди себя поведут или о чем подумают. Это причиняет боль. И ты не можешь лишить своего будущего ребенка возможности узнать отца. Пусть твой мужчина сам выберет, что ему важнее. Он должен иметь такую возможность. Исправить можно очень многое, но только в том случае, если мы сами искренне идем навстречу. Скажи ему сама. Потому что если это сделаю я, а я это сделаю хотя бы ради внука или внучки, он никогда этого тебе не простит.
88
После разговора с мамой я выходила из комнаты на ватных ногах. С полным осознанием, что с этого момента в моей жизни все изменится. Хотя я и так уже прекрасно понимала, что изменится обязательно. Ребенок – это навсегда. Но все же отец ребенка, с которым ты не живешь вместе, и проблемы, связанные с перетягиванием ответственности за чадо, – отдельная трагедия.
Поль заметил меня не сразу. Оттого несколько секунд мне было позволено безнаказанно любоваться широким разворотом плеч, обернутых темной тканью блейзера. Плеч, загородивших почти целый оконный проем и укравших у не самой светлой кухни остатки скудных осенних солнечных лучей.