Бывший муж моей мачехи

— Мне не о чем думать! — почти прорычала я. — Я не хочу этого ребенка! Я его ненавижу! Я всех ненавижу! — я всхлипнула.

— Что этот Алекс тебе наговорил? — мама погладила меня по голове. — Ты ведь.

— Алекс? — прошептала я. — Алекс? Господи, мама, да причем здесь Алекс! У нас с ним даже не было ничего!.. Не трогай меня, — я шмыгнула носом. — Пожалуйста, просто не трогай меня.

Провалиться в сон. Уснуть и больше не просыпаться. Это дурацкое желание было единственным, на что я сейчас оказалась способна. Мне хотелось захлебнуться собственными слезами, действительно провалиться в пучину своих страданий.

Не вынырнуть.

Мама шептала что-то, пыталась успокоить, но я не слышала её. Мой мир, заботливо, по кирпичику выстроенный, рухнул из-за одной ночи, из-за одной глупой неосторожности и из-за одного мужчины, которого я, как мне казалось, полюбила.

Теперь мои чувства были куда более однозначными.

Я ненавидела Олега, настолько сильно, насколько это вообще было возможно. И даже не сомневалась в том, что не стану менять своё решение. Я избавлюсь от этого ребенка, а вместе с ним — и ото всех воспоминаний.

Я ничего не оставлю.

Ничего.

Иначе я просто умру.

Впрочем, возможно, это будет не такой и плохой вариант?

Глава двадцатая

Я запретила маме идти со мной в больницу. Не хотела, чтобы она лишний раз переживала или просила меня одуматься. Не о чем мне было думать, и останавливать меня не нужно, всё равно решение было принято окончательно и бесповоротно. Я просто не видела другого выхода.

.. Разумеется, сначала надо было сходить к гинекологу, пройти осмотр, убедиться, всё ли в порядке. Я не до конца понимала, зачем всё это, если я всё равно не хочу рожать.

Если не хочу.

Я велела себе отбросить в сторону все сомнения. Моя жизнь и так похожа на настоящий кошмар. Не хватало сделать её ещё хуже.

Здесь, к счастью, желающих потребовать, чтобы я уступила место, было немного. Напротив меня сидела какая-то молодая, не старше двадцати пяти, женщина, то и дело поглаживающая округлый живот. Срок у неё был уже значительный, и будущая мамочка улыбалась своему ещё не родившемуся ребенку, вздрагивала, когда малыш толкался, что — то шептала. Я не могла разобрать слов, но вздрагивала каждый раз, когда она вновь чуть подавалась вперед, прикладывала ладонь к животу и что-то говорила.

Все остальные беременные не привлекали моего внимания. Я даже не смотрела на них. А вот эта, такая счастливая, буквально лучившаяся от счастья, казалось, привязала к себе мой взгляд. Я отворачивалась каждый раз, когда она поднимала голову, чтобы не показаться назойливой, и смаргивала слезы, набегающие на глаза. Всякий раз хотелось разрыдаться вслух.

Я была младше этой девушки, но сейчас чувствовала себя жестокой, пережившей слишком много всего женщиной, которая плевать хотела на собственного ребенка и просто хочет устранить проблему.

Лучше б я вообще не знала его отца. Даже не сталкивалась с ним никогда. Лучше б это было последствие случайной, неосознанной связи, какого — то секса в клубе, и у меня в голове не отложилось ничего… Вообще ничего. Я бы хотела воспринимать этого ребенка как исключительно своего — и тогда однозначно нашла бы силы на то, чтобы вырастить его самостоятельно. Лучше вообще без мужчин, чем с такими, как мой отец или Олег!

Но я знала, что тень Лаврова будет нависать надо мною всю оставшуюся жизнь. И почему-то не могла заставить себя с этим смириться. Я испытывала какое-то странное, жуткое отвращение к самой себе и не знала, смогу ли доносить этого ребенка.

И саму себя не возненавидеть.

Да и, решившись рожать, что я смогу? Как я долечу маму? Как будут работать? Когда малыш родится, как я буду его обеспечивать всем необходимым? Со своими двумя курсами университета, куда я пойду? Мыть полы в подъездах, да? Как-то… Как-то слишком тяжело падать. К тому же, это только в фильмах уборщица сталкивается с миллионером и обретает такое желанное счастье. Я же не была столь наивна и прекрасно понимала, что вместо счастья заработаю себе только кучу болячек, а на те гроши уж точно не смогу прокормить и маму, и ребенка.

Нет, я должна следовать своему решению. К тому же, Олег.

Я вздрогнула. Даже его имя теперь обжигало отвратительными воспоминаниями. Мне казалось, что всё мое тело покрыто бесчисленным количеством клейм, а ребенок — это и не ребенок вовсе, а ещё одно напоминание обо всем том унижении, которое меня пытались заставить пережить.

Я не выдержу. Я не настолько сильная. Мне никогда не сиять изнутри, как вот эта милая будущая мама напротив. Никогда не гладить округлый живот с такой любовью, не обращаться к малышу, как будто он уже родился.

Она наконец-то поднялась и зашла в кабинет к врачу, и я с облегчением вздохнула и откинулась назад, опираясь о холодную больничную стену. Мне хотелось поскорее убраться прочь из этой клиники, выбранной просто так, едва ли не методом тыка. Встать и умчаться прочь. Возможно, если наглотаться таблеток, то.