Бывший муж моей мачехи

Я вздрогнула и напомнила себе о том, что цивилизованные взрослые люди так не поступают. А я не хочу оставить маму один на один с её болезнями и последствиями моей собственной дурости. Я должна жить. Даже если сил осталось совсем мало, всё равно должна. Кто ещё поможет ей восстановиться, если не я?

В очереди — я почему-то даже не подумала о том, что можно и записаться, — я была следующей за этой самой сияющей женщиной и знала, что минут через двадцать уже смогу зайти. Но здесь не было душно, и отвратительный больничный запах тоже отсутствовал, потому я просто уговаривала себя расслабиться и ни о чем не думать. Мне ещё предстоит разговор с врачом.

Хоть бы не отговаривали!

Впрочем, и немого осуждения тоже с головой хватит. И даже молчаливого сочувствия, с которым на меня смотрела мама. Сначала ещё пыталась расспросить меня, в чем же причина, а потом сдалась и просто молчала. Но эта тишина казалась для меня наказанием ещё более страшным, чем если бы она кричала на меня, называла идиоткой и сказала бы, что только последняя сумасшедшая посмела бы так поступить со своим ребенком.

Мама меня не осуждала, нет. Она поддерживала, старалась быть рядом… Вот только за последние полтора года мы настолько поменялись ролями, что я уже даже не ощущала себя полноценно её дочерью, а была скорее.

Помощницей. Той, кто в любую минуту подставит плечо. Той, у кого не может быть собственных проблем, потому что в любую секунду матери может стать плохо, и придется мчаться к ней, спасать. Я не жаловалась, я привыкла, втянулась. Мама в этом была не виновата. Вот только мне с каждым днем всё больше и больше хотелось просто остановиться и не идти дальше.

Женщина, сидевшая рядом со мной и ожидавшая своей очереди, поднялась и ушла куда-то, я не обратила внимания, куда именно. Спустя минуту кто — то сел рядом — не она, потому что больше не было раздражающего запаха ванильных духов. Я даже не поворачивала голову — пока не ощутила, что чья-то рука накрывает мою.

Я вздрогнула от неожиданности и повернула голову. Сознание всё ещё отказывалось правильно истолковывать сигналы с рецепторов, но теперь, взглянув на него, я убедилась: ошибки не было. Я так и не забыла аромат его духов, и тепло его тела осталось таким же пугающим, притягивающим меня, будто языки пламени, которые влекут глупого мотылька.

Олег, на сей раз без пиджака, только в легкой рубашке и брюках, потому что на улице было жарко, но всё ещё ухоженный, лощеный, с внимательным соблазнительным взглядом и этой ненавистной улыбкой, играющей на губах, сидел рядом со мной и едва ощутимо сжимал мою ладонь, как положено делать мужу, который заботится о своей беременной супруге.

Я выдернула руку из его пальцев и спешно обтерла её о брюки, как будто пыталась избавиться от малейшего намека на то, что мы прикасались друг к другу.

— Что ты тут делаешь? — выдохнула я, пытаясь отодвинуться.

— Пришел за своей беременной девушкой.

— Я не твоя, — прошептала я, надеясь, что этих нескольких сантиметров пространства между нами будет достаточно, чтобы я смогла успокоиться. — Убирайся. С чего ты вообще взял, что я беременна?

— А ты по какому-то другому поводу сюда пришла?

Я отвернулась.

— Может, букет с Венеры хочу проверить, — скривилась я. — Мало ли, с кем ты спал. С той же Викки.

— Я не спал с Викки.

Да, конечно. Только собирается на ней жениться.

— Посмотри на меня, — Олег коснулся моей руки. — Стася, посмотри на меня.

Я не послушалась. На глаза набежали слезы, а я не хотела показывать ему собственную слабость. Ссориться и устраивать публичный скандал — тоже, не хотелось, чтобы у того, как мы выясняем отношения, была масса свидетелей.

— Убирайся, — только твердо повторила я. — Я не хочу тебя видеть.

— Почему ты мне ничего не сказала?

Я зажмурилась.

Потому и не сказала! Потому что не хочу, чтобы кто-то вновь ковырялся в моих ранах, бередил их, доводил меня до полубезумия. Потому что он потом опять, опять меня оставит, убежит к своей бывшей, а я буду рыдать, как дура, у разбитого корыта.

Нет уж.

От любви до ненависти один шаг, но назад — целая пропасть. И пытаться преодолеть её или как-нибудь обойти я не собиралась.

Если у меня и были чувства, то всё, нет больше ничего. Всё выгорело. И он сам в этом виноват. Если б не то, как он поступил со мной, вряд ли меня бы колотило от одной мысли об этом мужчине… И об этом ребенке.

Мама говорила, как бы я ни обижалась на отца своего малыша, это пройдет. Когда срок будет больше, я уже и не стану воспринимать это как последствия проведенной с кем-то ночи.

Я этого боялась. Боялась, что полюблю этого ребенка, а потом пойму, что мне даже кормить его не за что.

— Стася, — голос Олега будто преследовал меня, и как бы я старательно ни отворачивалась, проигнорировать его присутствие здесь просто не могла. — Послушай.

— Пошел вон, — прошептала я, закрывая глаза и надеясь, что на нас сейчас не смотрит кто-нибудь чужой, удивляясь человеческой дурости. — Просто пошел вон! Я не хочу тебя видеть, слышишь?