Бывший. Ворвусь в твою жизнь

— Хорошо, — Ваня касается пальчиками страницы и удивленно шепчет. — Какой злой…

— Это же волк. Ему положено быть злым и голодным.

Ваня хмурится, затем поднимает лицо на Адама и с рыком скалит зубки. Сердце замирает от умиления, которая впрыскивается в кровоток желание схватить и потискать маленького волчонка.

Адам щурится и тоже рычит. У меня по коже мурашки бегут. Ваня смеется, и через секунду они в ожидании смотрят на меня.

— Твоя очередь, — шепчет Адам, и Ваня решительно кивает.

Неуверенно и тихо порыкиваю в желании вскочить и сбежать.

— Ты маме веришь, что она злой и голодный волк? — спрашивает Адам у Вани, и тот мотает головой. — И я не верю. Давай, мама, покажи очень злого зверя.

Медленно набираю носом воздух, обнажаю зубы в оскале, подаюсь чуть вперед и рычу так громко, как только могу. Ваня распахивает глаза, когда я замолкаю, и Адам вздыхает:

— Мама нас уделала.

— Да, — едва слышно отзывается Ваня. — Уделала.

Я встаю и неловко улыбаюсь:

— Пойду водички попью.

И торопливо выхожу из библиотеки. Приваливаюсь к стене и тяжело дышу. Я боюсь Адама и того, что у нас может быть семья, а я так не умею, и меня сейчас распирает то же чувство, что и в детстве, когда приезжал отец. Я хочу его оттолкнуть, закрыться и не подпускать к себе.

Плетусь к лестнице, сажусь на третью ступеньку, и ко мне выходит мама. С хитрой улыбкой и немножко навеселе:

— Может, чайку?

— Я хочу, — переплетаю пальцы в замок и перевожу на нее усталый взгляд, — встретиться с отцом.

Глава 44. Невозможно

— Куда собралась? — в салон машины ныряет Адам. — Опять бежим?

Алексей, его водитель, кидает беглый взгляд в зеркало заднего вида.

— На этот раз тебя что сподвигло на побег? — Адам вглядывается в мой профиль.

— Я хочу встретиться с отцом, — решительно смотрю перед собой. — Я не убегаю. Уж от сына я не убегу.

— Я с тобой.

— Нет, — разворачиваюсь к Адаму. — Это моя встреча.

— Я еду, Мила. Напрашиваться на встречу я не стану и подожду тебя в машине.

— Зачем тебе это?

— Потому что я так решил.

Вряд ли у меня получится вытолкать Адама из его же машины, поэтому я лишь вздыхаю и замолкаю.

— Сына я нашего вручил бабушкам вместе со сказками, — глухо отчитывается Адам, и машина мягко выезжает из гаража. — Дедушка пока морозится.

— А что так?

— Дедушка у нас сложный мужик со своими тараканами, — Адам приглаживает волосы ладонью. — Заинтересованно косится на Ваню, но боится.

— Четырехлетнего мальчишку? — хмыкаю я.

— Не верит, что ему привалило такое счастье, — Адам пожимает плечами. — и свыкается с мыслью, что он теперь дедушка.

— И чтобы он свыкся, ему нужен тест на отцовство, — едко отвечаю я.

— Я не могу запретить тебе обижаться на моего отца, — Адам устало вздыхает. — И он всегда говорит свои подозрения прямо и без увиливаний.

— Я не обижаюсь.

— Да ну?

— Для меня он чужой дядька, а на чужих нет смысла обижаться.

— Я его предупрежу, что ты если обижаешься, то надолго, — Адам смеется. — Знаешь, ты очень тяжелый человек.

— Я знаю, — закрываю глаза и откидываюсь назад. — Такие, как я, старыми девами остаются, и умирают в обществе сорока кошек, но я умудрилась по юности покуролесить.

— С целью озлобиться на всех мужиков, и чтобы было оправдание для гордого одиночества.

— Именно.

— И мне тут неожиданно стало страшно за Ваню.

— В плане того, что я бы задавила его?

— Да.

— Я бы хотела сейчас опровергнуть твои слова, но… — медленно выдыхаю, — я думаю, что это могло бы случиться. Оно ведь произошло бы незаметно, — понижаю голос до зловещего шепота, — и однажды я бы очнулась с тарелкой борща у двери комнаты, в которой сидит тридцатилетний мужик.

— Я все же надеюсь, в нем взыграли бы мои гены, и он бы взбунтовался против заботливой мамочки и борща. Хотя…

Адам замолкает, и я в ожидании смотрю на него.

— Я же не взбунтовался против брака с Дианой, — криво усмехается. — И планы у меня на жизнь были другие.

— Это же какие? — заинтересованно вскидываю бровь.

— Быть дерзким свободным художником на байке. Или музыкантом. Кем-то другим. Меня воротило от всех этих разговоров, что я унаследую дело отца… А по итогу таки произошло.

Пытаюсь представить Адама у мольберта с кисточками или за пианино во фраке, и не получается.

— У моей комнаты с тарелкой борща никто не стоял, но я не смог пойти против семьи и вырваться из нее. Возможно, моя бунтарская жизнь закончилась бы печально и некрасиво.

— То есть у нас есть неиллюзорный шанс вдвоем задавить Ваню? Так? Ты к этому ведешь?

— Я не буду скрывать, что у меня есть в голове образ идеального сына, — тихо отзывается Адам, — и личный сценарий его детства, юности и зрелости, но что-то, мне подсказывает, что реальность будет другой.

— Да, она точно будет другой. Сценарии с детьми не работают. И у Вани и мои гены есть, Адам. И… это же… Короче, это — туши свет. Если они проснутся…

— Если мы вдвоем можем все испортить, то у нас должен быть шанс этого избежать, — Адам хмурится.

— Раз мне от тебя не избавиться, то придется этот шанс искать, — нервно поглаживаю кожаную обивку сидения.