Бывших не бывает

– Мастера Кондратия с вдовой Алё… Еленой, – поправил его воевода.

– Отрадно мне видеть, что стремятся они стать мужем и женою пред лицом Господа, но отчего ты, боярин, и старшина Серафим говорите за них? Таинство свершается лишь по доброй воле брачующихся.

– Кхе! Смущаются они, – Корней подкрутил ус.

– А-аааа! – затянул кто-то в толпе зевак, но поперхнулся на взлёте, оборванный звуком, весьма похожим на оплеуху, и грозным шёпотом: – Нишкни, тетеря!

Алёна выпрямилась во весь рост и величественно подошла к священнику. И тут случилась метаморфоза: Сучок, до того висевший, как дохлый заяц в пасти гончей, вдруг извернулся и оказался на ногах. Трезвый, молодцеватый, весёлый!

Подмигнул священнику, подмигнул Бурею, победно ухмыльнулся и…

– Алёнушка, лада моя, солнышко, рыбонька моя, выходи за меня! Нет мне без тебя жизни! – Кондрат махнул возлюбленной земной поклон.

Молодая женщина посмотрела на жениха. Плотоядно так. Обещающе. От этого взгляда у священника по спине пробежали крупные мурашки. А Сучку хоть бы что: если он чего и боялся, то только отказа Алёны. Но и явно был уверен, паршивец, что отказа не будет.

И тут Варька Чумиха не выдержала:

– Ты долго телиться-то будешь, подруга? Зря я, что ль, постилась да исповедывалась? Соглашайся, а я тебе дружкой буду!

Фаддей Чума от экспромта супруги взвыл дурным голосом, Бурей с Корнеем осклабились, Листвяна прикрыла рот свадебным платом, Андрей Немой принялся хрюкать безостановочно, боярич Михаил смиренно склонил голову, а Сучок слегка сбледнул с лица.

Алёна пристально посмотрела на своего Кондратия. Плотницкий старшина побледнел ещё больше. Потом перевела взгляд на Бурея, и тот осёкся.

А после, видимо, догадавшись обо всём, взглянула и на священника.

Отцу Меркурию внезапно очень захотелось скрыться за добрым, надёжным дубовым щитом гоплита. Окованным медью и подбитым толстой бычьей кожей. Да не просто за щитом, а ещё чтобы с боков и сверху прикрыли товарищи по строю.

Но щита не было…

«Макарий, стой! Куда пошёл?! Не сметь прятаться за аналой!»

С трудом укротив непослушное тело, отставной хилиарх вновь встретил взгляд потенциальной невесты.

– Ответь же старшине Кондратию, честная вдова, – отцу Меркурию стоило немалых сил вытолкнуть слова из глотки.

По Алёне почти явственно струились искры. Священник видел их почти наяву.

«Огни святого Эразма[139] Формийского! Как на море перед бурей! Мне грезится, или на самом деле с её пальцев стекают косицы голубого света, как с концов мачт и реев? И треск вроде бы тоже слышен…

А чего это все так притихли?»

И действительно, в церкви наступила зловещая тишина. Даже на клиросе прекратили биться головой о стену.

– Благодарствую… ладо мой… – Оттого, как Алёна произнесла «ладо мой», по спине у священника пробежал ощутимый такой холодок. – Согласна я!

– Уууух! – дружно выдохнула вся церковь.

– Уй, точно рожу счас! – взвизгнула давешняя молодуха.

– Я те рожу! – хором вызверились на неё отец и муж, а третий, видимо, свёкр, добавил: – Погодь, дай посмотреть, чем дело кончится!

– А-а-а-а-а! Не могууу! – взвыл Чума и сложился пополам от хохота.

Смех скрутил всех быстрее лесного пожара. Даже у Алёны губы задрожали и попытались растянуться в улыбке. Боярич Михаил склонил голову ещё ниже.

«Ы! Ы! Ыыыы! Не могууу! А ты моги, Макарий! Держись! Вон поднадзорный как-то же справляется. Интересно, что он там шепчет? Надеюсь «Спаси, Господи, люди твоя»!»

Из накатывающей истерики священника выдернуло совершенно обалдевшее лицо отца Моисея.

«Ха, думаешь, кто здесь рехнулся? Все, заболотный мой брат! Все!

Ладно, пора к делу, пока кто-нибудь не напрудил в штаны от избытка чувств!»

– Значит, решение ваше добровольное и твёрдое? – самым ровным голосом, каким только смог, произнёс отец Меркурий.

– Да, отец мой! – серьёзно, почти сурово ответил Сучок.

– Да, отче! – в тон жениху отозвалась Алёна.

– Да будет так! – торжественно возгласил священник и принялся распоряжаться: – Отец Моисей, подай брачующимся свечи! Они вчера исповедались и причастились. Дружки, подойдите, примите венцы! Православные, расступитесь – надо ввести брачующихся во храм!

– Где же ты, подруга? – Алёна выцепила взглядом Варьку Чумиху. – Долго телиться будешь? Не задерживай – праздник у нас!

С лица Чумихи медленно сползла улыбка. Баба сначала побледнела, потом покраснела, потом вздохнула и молча посеменила к отцу Моисею, который вручил венцы ей и Бурею.