Cага о Бельфлёрах

Его неловкость вскоре переросла в презрение, а презрение — в глубокое, равнодушное уныние, потому что забыть о «бельфлёрстве» можно было, лишь забыв о самой Истории; и тогда он смог бы стать человеком мира, но уже никогда — своей страны. Кроме того, «бельфлерство» было для него олицетворением страсти, страсти во всех ее проявлениях. Ему не требовалось подглядывать за родителями, чтобы познать природу спаивающей их связи. (Ведь он так часто видел подобные «связи» в природе — самец и самка спариваются, спариваются и снова спариваются, их тела механически соединяются, при этом один, как правило, взгромождается сзади на другого. Ведь он слышал, причем часто, сальные истории о племенных жеребцах, быках, кабанах, петухах. Разве не ощутил он странное волнение, услышав сопровождаемый громким гоготом рассказ о баране Стедмэнов, который прорвался в овечий загон и всего за пять или шесть часов обрюхатил больше сотни овец?.. Если остальным мальчикам секс казался темой невероятно захватывающей, то Бромвел относился к нему весьма спокойно, как и ко всем остальным явлениям — с бесстрастной брезгливостью, находя поддержку в выписанных по почте книгах. Что такое секс? И что такое пол? Что означает «сексуальная привлекательность»? Он читал, что некие существа, венусы — кем бы они ни были — рождаются самцами, однако в период спаривания превращаются в самок. Он удивлялся, читая о других созданиях, способных в период спаривания за несколько минут менять пол с мужского на женский, а потом снова на мужской. А еще есть гермафродиты, обладающие одновременно и женскими, и мужскими репродуктивными органами, в любой момент способные к спариванию, и организмы, спаривающиеся непрерывно на протяжении всей жизни. Крошечное существо, находящее пристанище в тепле человеческой крови, представляет собой самку, заключенную в оболочку самца, и находится в процессе непрерывного совокупления: если бы природа не сошла ограничений, тот удивительный организм заселил бы весь мир Репродуктивные странности, свойственные устрицам, морским зайцам и многим рыбам, на самом деле никакие не странности, и нет ничего удивительного в том, что в момент каждой эякуляции самец человека выбрасывает такое огромное количество спермы — свыше сотни миллионов сперматозоидов, жеребец — в пятьдесят раз больше, а кабан — около восьмидесяти пяти миллиардов, ведь цель каждого вида — привести в мир как можно больше себе подобных. Когда Бромвел заставал дядю Юэна пыхтящим и дрыгающимся в кладовке с одной из прачек, или когда случайно замечал в телескоп собственного отца, грубо хватающего за голову молодую женщину и прижимающего ее лицо к своему обтянутому пористой кожей лицу (происходило это на холме над озером, примерно в миле от усадьбы), или когда его двоюродные братья показывали ему острую кость, которую вытащили из пениса енота (енота они поймали и кастрировали возле ручья), и спрашивали, как такая странность объясняется в книгах — а может, енотам такой член и полагается? — Бромвел снова повторял себе, что особенности совокупления не имеют значения, потому что разве жизнь на планете не представляет собой непрерывный метаболический поток, не имеющую определения энергию, циркулирующую во всех организмах, начиная с червя-древоточца, заканчивая жеребцом и Гидеоном Бельфлёром? На каком основании тогда следует считать Бельфлёров венцом природы? Нет, звезды Бромвелу нравились больше.)

Я искал убежища в Природе, — так спустя много лет Бромвел начнет свои мемуары, — но Природа — это река, которая стремительно уносит тебя прочь… И вскоре твой мир — повсюду, скрываться не от чего, и ты уже не помнишь, от чего убегал.

Из всех Бельфлёров только младшая сестренка вызывала у него интерес.

Лея запретила ему вовлекать Джермейн в эксперименты, однако, оставаясь наедине с малышкой, Бромвел поступал по своему усмотрению. Он тщательно осматривал ее, отмечал (хотя не имея данных для объяснения) неясного происхождения рубец в верхней части живота — неровный овал примерно трех дюймов в диаметре; проверял девочке зрение (с горькой радостью убеждаясь, что оно несравненно лучше его собственного); проверял ей слух, взвешивал ее, чертил карандашом диаграммы, отражающие развитие ее конечностей, тщательно следил за ростом (заранее зная, что росту сестры, в отличии от его собственного, можно будет позавидовать); он разговаривал с ней, как разговаривал бы с умным взрослым, старательно выговаривая слова, давая ей время повторить за ним: луна, солнце, звезда, созвездие, Кассиопея, Большой Пес, Андромеда, Сириус, Большая Медведица, Млечный Путь, галактика, Вселенная, Бог… «Ты быстро учишься, да, — довольно говорил он, — не то что все они».