— Мама, я же тебе сказала, — Лея улыбнулась и сняла с языка табачную крошку. — Мой муж здоров, как обычно, и просил передать тебе поклон. Он в последнее время очень занят…
— Ясно, — перебила ее Делла. Оглянувшись, она посмотрела на дверь, но Гарнет еще не вернулась. — Тут до нас доходят слухи. Из Бушкилз-Ферри.
«млрал…
— Ну да, — кивнула Лея, — в Бушкилз-Ферри вечно распускают слухи о Бельфлёрах.
— Но раз Гидеон здоров и много работает…
— Да! Он здоров, — сердито повторила Лея.
— …тогда на слухи можно не обращать внимания, — продолжала Делла, — особенно если их распускают из зависти или злобы.
— Ты слышала что-то про Иоланду? Это про нее распускают слухи?
— И про нее тоже, да.
— Юэн и Лили уже отчаялись ее разыскать, — вздохнула Лея, — она сбежала, это очевидно, и возвращаться не желает… Ты слышала, что сгорел какой-то сарай? И в ту же ночь она сбежала. Лили говорит, она взяла с собой лишь сменную одежду, кое-какие украшения и двадцать долларов наличными. А еще — и это очень трогательно, мама, — прядь волос Джермейн. Она пробралась в детскую и отрезала у Джермейн локон, самый кончик… Бедная Иоланда, в голове не укладывается, почему она убежала, откуда в ней эта ненависть к семье. А ты как думаешь? Как раз в тот день сгорел один из заброшенных сараев у реки, но, думаю, Иоланда к этому отношения не имеет. А вообще, дети стали такие скрытные! Это странно. Бромвел, разумеется, тоже ни при чем, а вот Кристабель, я думаю, что-то знает, но молчит — подумать только, Кристабель, ребенок, что-то скрывает от собственной матери!
— Неужели это тебя удивляет, Лея? — На губах у Деллы заиграла улыбочка.
— Ох, мама, — Лея встала и направилась к двери.
Она вошла в гостиную, где тяжелые бархатные шторы были опущены. Внезапно Лея почувствовала волнение, но причину понять не могла. Она словно сильно чего-то желала, хотела чем-то обладать. Но как этого добиться?.. Она вдруг поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит на старый, набитый конским волосом диван с бугристой спинкой. И кресло, в котором когда-то сидел ее молодой кузен Гидеон. Он тогда смотрел на нее. На нее и на сидевшую у нее на плече Любовь. Лею захлестнула волна ностальгии, и она едва не расплакалась.
О,
Когда они вошли в неряшливую контору на каменоломне, Лея будто увидела сон наяву, вот только ей никак не удавалось воскресить в памяти детали. Как же это странно, странно и несвойственно ей… Ее тело утратило сексуальное влечение, однако разум пытался его воскресить, зачастую из зыбкого чувства долга, подобно тому, как потерявший веру католик перебирает пальцами четки и даже шевелит губами, произнося молитву, хотя разум его пуст. И Лея представила любовников, прячущихся в этом неприятно пахнущем помещении, лежащих на нелепой раскладушке, сжимающих друг друга в объятиях. О, Любовь. Как я люблю тебя… А затем Джермейн чуть не упала на пол, и Лея пробудилась ото сна.
Она стряхнула с себя наваждение, выбросила из головы мысли о Гидеоне и красавце пауке по имени Любовь (ведь Любовь давным-давно убили, превратив в черный клейкий комок размером не больше кулака) и вернулась в гостиную, где Гарнет дрожащими руками разливала чай. Увидев Лею, она отпрянула, а ее глуповатое лицо озарила улыбка.
— Миссис Бельфлёр… — заморгала она, — не желаете ли…
Лея склонилась над колыбелькой и подняла Кассандру с такой нежностью, что дитя даже не захныкало. Густой рыжеватый локон выбился из прически и упал Лее на затылок.
— Я бы хотела забрать Кассандру в усадьбу, — сказала Лея, — там о ней позаботятся лучше, вы же понимаете. И в усадьбе ей будет нескучно — детей там много.
Потеряв дар речи, Гарнет смотрела на нее — стояла и теребила пальцами передник, бедняжка!
— Я говорю, — пробормотала Лея, щеки у
— Лея… — начала было Делла.
— Гарнет, ты не возражаешь?
Гарнет в ступоре замерла возле подноса. Глядя на это жалкое костлявое существо, Лея с трудом смогла удержаться от злорадного смеха.
— Я о ней лучше позабочусь, — сказала она, — ты же понимаешь.
Никто не ответил. Огонь судорожно вспыхнул и погас. Возможно, дымоход был открыт не до конца — комната наполнилась разъедающим глаза дымом. Склонившись над младенцем, Лея тихо запела, а Гарнет, Делла и Хайрам молчали. Затем Джермейн принялась болтать — что-то о малышке и доме, о возвращении домой; быстро взглянув на Гарнет (та по-прежнему теребила передник худющими пальцами), Лея поняла, что победила. И ничуть этому не удивилась.
«Иннисфейлский мясник»