Читаем Cага о Бельфлёрах полностью

И Иоланда — она одновременно явилась во сне нескольким родственникам: Гарту, Рафаэлю, Виде, Кристабель, Вёрнону, Ноэлю, Корнелии, Гидеону, Лее, и, по всей видимости, Джермейн (во всяком случае, когда девочка проснулась, в ее лепете слышалось имя «Иоланда»), и, разумеется, Юэну и Лили; Иоланда в длинном черном платье с широкими рукавами, наподобие пеньюара, стоит, уперев руки в талию и откинув голову, так что ее чудесные пшеничного цвета волосы волной ниспадают на спину, а лицо грустное, но раскаяния в нем нет — она вовсе не сокрушается, и поэтому на следующее утро за завтраком ее отец, с силой ударив кулаком по столу, заявил: «Ну точно, она сбежала с мужчиной, я знаю! Нарочно, мне назло! И она жива — это очевидно!»

Крохотные капельки крови в налитом детям молоке и миске со сливками — они появлялись на протяжении нескольких дней после того, как однажды после многочасового визга ливанский кедр упал под натиском бензопилы (хотя вековое дерево и было, без сомнения, очень красивым и близким сердцу старшего поколения Бельфлёров, однако ландшафтный дизайнер, нанятый Леей в Вандерполе, настоял на том, чтобы дерево спилили: оно занимало чересчур много места в саду, и его требовалось подпирать уродливыми досками), и напряжение, повисшее в доме, когда в нем поселился дух этого исполинского дерева — это неприятное время закончилось лишь спустя несколько недель, когда ноябрьская буря наконец прогнала дух прочь. Но избавлением это едва ли назовешь, потому что буря принесла неприятности похуже.

Существовало, конечно, бесчисленное количество других досадных вещей, более или менее загадочных: заколдованные чуланы и ванные комнаты, зеркала и комоды, и даже целый угол будуара Эвелины, и покрытый пылью барабан, обтянутый кожей Рафаэля — время от времени от издавал глухой стук, словно невидимые пальцы беспокойно постукивали по нему; и шелковый зонтик лавандового цвета, выцветший и потрепанный, по слухам, принадлежавший Вайолет — он перекатывался по полу, словно кто-то сердито пинал его ногой — но неужели все это стоит воспринимать серьезно? В конце концов, как сказал Хайрам со своей фирменной скептической улыбкой, «эти нелепые духи питаются нашим легковерием. Если мы бросим верить в них, если мы, вся семья сообща, прекратим верить… вот тогда они утратят силу!»

Кассандра

Как-то ноябрьским днем, солнечным и прохладным, Лея принесла на воспитание Бельфлёрам еще одного ребенка — девочку, чье происхождение осталось тайной.

День, долгий и насыщенный, начался у Леи с посещения каменоломни Громвелл у дальнего берега Серебряного озера. Эту каменоломню она конечно же видела и прежде и утверждала, будто тщательным образом ознакомилась с ее финансовым положением (которое оставляло желать лучшего: последние шесть лет каменоломня была убыточной). По настоянию Леи ее привезли туда в «роллс-ройсе» в сопровождении Джермейн и Хайрама — незадолго до этого Лея наняла Джермейн няню (ее звали Лисса, она пришла на смену Ирене, которая, в свою очередь, сменила Летти). День был ветреный, и, несмотря на недовольство Хайрама (прихоти Леи вечно вызывали его ворчание и брюзжание, и он вел себя, словно ее стареющий муж), она по-зимнему укутала малышку и взяла ее с собой. Девочка обожала поездки, обожала забираться к матери на колени, показывать пальцем, болтать и задавать вопросы, на которые Лея терпеливо отвечала. Лея не сомневалась, что ребенку важно узнавать как можно больше — видеть как можно больше — с самого раннего возраста.

— Запомни, Джермейн, — говорила Лея, когда они въехали в ворота, — что владеем всем этим мы. Все это наше. Это каменоломня по добыче песчаника — надо будет попросить Бромвела объяснить нам, что такое песчаник. Ее площадь — шестьдесят пять акров, до самых «Серных источников», и она принадлежит нам! В прошлую пятницу мы подписали документы, и теперь она наша.

Они около получаса колесили по изрезанным колеями дорогам, в одном месте Лея попросила остановиться и заглянула в шахту, а бедный Хайрам, сгибаясь под тяжестью Джермейн, плелся следом.

— Не на что там смотреть, — раздраженно проговорил он, — долго же ты будешь объяснять эту покупку мистеру Т.

— Мои поступки объяснений не требуют, — Лея подняла меховой воротник, — я не ребенок.

Она отперла директорский кабинет и вошла внутрь, ведя за собой Джермейн. Опасения Леи оправдались — внутри оказался ужасный беспорядок.

Старый покосившийся стол с ящиками, набитыми пожелтевшими бумагами, разодранный линолеум на полу, полевая раскладушка без подушки и брошенное на нее грязное одеяло…

— Ну вот, Джермейн, — радостно сказала она, — мы на месте. Ты же хотела этого.

Джермейн молча смотрела на нее.

— Карьер Громвелл. Мы купили каменоломню Громвелл, — сказала Лея. — Ну как?.. Ты довольна, Джермейн? Правильно я поступила?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века