Читаем Cага о Бельфлёрах полностью

Он рассматривал свою увечную правую руку. Он ведь правильно подобрал слово? На ней отсутствовал мизинец, отсутствовал полностью. Люди беспокойно оглядывали его руку, смутно понимая, что чего-то недостает. Еще был безобразный рваный шрам в том месте, где его укусил карлик. Рана заживала, как обычная царапина, и должна была постепенно затянуться, но по какой-то причине превратилась в довольно заметную отметину. Кажется даже, думал Гидеон, что он продолжает расти.

Однако — поразительное дело: какие мерзкие сюрпризы способно преподносить нам собственное тело…

А наутро Сэм со своей притворно-виноватой улыбочкой заявил, что «его люди» наложили вето на предложение о повышении жалованья.

Остальные предложения они, конечно, приняли; собственно говоря, это были их собственные требования; но они отказываются принять повышение ставок на то шестьдесят процентов и велели ему, Сэму, сообщить Бельфлёрам, что согласны как минимум на сто восемьдесят пять.

— Значит, наложили вето… — тихо произнес Ноэль.

А Хайрам с изумлением, заикаясь, воскликнул:

— «Вето»!.. На «п-предложение»! Этот сброд, об-бор-ванцы, шлюхи и полудурки!..

— Им нужно не только повышение жалованья, — продолжал Сэм, складывая перед собой в замок темные, загорелые руки. — Нои кое-что еще: бесплатное медицинское обслуживание по требованию, страховки, туалеты внутри помещений, а не на улице, и холодная питьевая вода во время работы.

Ему удалось, сказал Сэм с кривой усмешкой, отговорить их от требования процентных отчислений с доходов Бельфлёров — от чистой прибыли. Они очень шумели по этому поводу, но ему пришлось пресечь это желание, как и другие, которые он считает второстепенными (телефоны, плиты с духовками, холодильники, разрешение купаться в Лейк-Нуар и пользоваться лодками Бельфлёров); но — только пообещав, что в договор будущего года все эти пункты будут включены.

— Будущего года!.. — произнес Ноэль, прижав ладони к груди.

— … ведь в конце концов, толковал я им, — продолжал Сэм, повышая голос, — мы приехали сюда, чтобы собирать фрукты, а они вот-вот начнут гнить или достанутся птицам. Эти прекрасные груши и персики… Да и яблоки тоже почти созрели. Нельзя терять ни минуты, ведь это тысячи акров! Я был с ними непреклонен, — закончил он.

Хайрам пошатнулся, так что Джасперу пришлось подхватить его.

— Процент от доходов… — шептал он. — Чистая прибыль…

— Мы разоримся, — сказал Ноэль. — Мы и так на грани разорения.

Гидеон поднялся и навис над Сэмом.

— Вы сами знаете, что это бред.

— Они возбуждены, немного выпили. У них есть своя воля, — сказал Сэм, пожимая плечами.

— Это ваша воля, а не их.

— Убедитесь сами! Пойдите и спросите, раз вы всё знаете!

— Процент от доходов… — хрипел Хайрам. — Чистая прибыль…

— Мы не верим ни в какое голосование, — заявил Джаспер. — И не признаем его.

— Что ж, ваше право! — сказал Сэм. Он развел руками, его улыбка стала еще шире, потом обмякла, но не исчезла. От него исходил терпкий запах алкоголя, солнца, пота. — У людей есть собственная воля, я не их лидер, я лишь представитель. Я им не указ — уж кого-кого, а меня вы обвинять не можете.

Гидеон схватил его за плечи, поволок к двери и вытолкнул вон.

— Лжец. Вымогатель, — сказал он.

У Сэма подогнулись колени, и он чуть не полетел носом на дорожку. Но удержал равновесие, выпрямился и сделал нервный, непристойный жест в сторону Гидеона.

— Ты, вымогатель, — сказал Гидеон.

— Бельфлёр, — бросил Сэм и удалился, не ускоряя шага.

Однако работники, казалось, были настроены серьезно, и некоторые из них решили, что стачка началась; кучка детей стала носиться по грушевому саду, сбивая плоды дубинками, давя ногами, бросаясь ими друг в друга. Раздавался то резкий визг, то взрывы смеха, и многие из пришлых, даже дети лет двенадцати-тринадцати, к десяти утра уже были полупьяны.

— Они разорят нас, — повторял Ноэль.

— Но ведь это лишь урожай фруктов, правда? — сказала Корнелия.

Однако в ее лице не было ни кровинки, она сидела в своем кресле нахохлившись, в свалявшемся и немного сдвинутом набок парике. Надо бы хорошенько его расчесать, а то создавалось впечатление, будто в нем устроили гнездо мыши.

— Сначала мы потеряем фрукты, — ровным голосом сказал Ноэль, — потом пшеницу, а потом и все остальное — молочную ферму, собственность в Рокленде и в Фоллз. Гипсовые рудники очевидно убыточны, титановые могут иссякнуть… Или рабочие забастуют. Да, они, без сомнения, забастуют, когда прослышат… Когда они узнают, как нас унизили.

— Была бы здорова Лея… — прошептала Корнелия.

— Лея! — воскликнул Ноэль и растерянно заморгал, словно, по своей старческой рассеяности, уже мысленно вычеркнул ее из числа живых.

Узнав о возмутительном поведении сезонных работников, молодежь тут же заявила, что они сами соберут фрукты. Пусть эти дурни лезут в свои автобусы и отправляются восвояси, паршивцы ленивые, Бельфлёры сами соберут свои фрукты, работенка-то непыльная.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века