Cага о Бельфлёрах

Старший сын Бельфлёров Сэмюэль перед своим трагическим исчезновением — впрочем, позже эти слова стали приписывать другим членам семьи — однажды сказал: Время — не едино, оно есть россыпь мгновений. Пытаться удержать его — все равно что нести воду в решете. На свой двадцатый день рождения он получил одного из великолепных английских скакунов, принадлежавших его отцу, — гнедого жеребца, широкогрудого, поджарого и длинноногого, по кличке Ирод. Юный Сэмюэль, отцовская гордость, был гвардейским офицером в Чотокве, и военная форма выгодно подчеркивала его красоту Бельфлёровой породы — волевой подбородок, точеный нос и глубоко посаженные глаза (спустя годы, разглядывая выцветшие, бледно-рыжеватые дагерротипы, не позволяющие по достоинству оценить сочетание цветов высокой, отделанной мехом шляпы, щегольского белого мундира, зеленых брюк с ослепительно белыми лампасами, плотно облегающих руку белых перчаток, пунцового орнамента на ножнах, грядущие поколения черствых, не проникнутых должным почтением детей называли эту форму смешной). Восседая на величественном Ироде, Сэмюэль в буквальном смысле олицетворял аристократию Нового Света. Кто не проникся бы пониманием к чувствам его отца или не разделил бы с ним гордость за такого сына?.. Молодой Бельфлёр вызывал зависть у сослуживцев и даже у начальства (ах, эти сослуживцы-офицеры! Все они, подобно Сэмюэлю, были сыновьями процветающих землевладельцев; всех их, как и остальных родственников-мужчин, приводили в восторг лошади-чистокровки, военные шествия и церемонии, сабли и мушкеты, новинки вооружения и военная наука, и, конечно, они жаждали отомстить вероломным конфедератам, наказать их и поставить на колени. Сильнейшее воздействие оказывала на них и военная музыка: когда играли такие мелодии, как «Звездно-полосатое знамя», «Марш Бьюкенена», «Моряк из Триполи», «Да здравствуют братья солдаты!» — у них на глаза наворачивались слезы и они ощущали почти физическую потребность ринуться в битву. Всем им, кроме Сэмюэля Бельфлёра, было суждено участвовать в войне 1861 года, и если не все они пали в сражениях, то тягостных страданий не избежал никто; да и прекрасные их лошади прожили еще от силы несколько месяцев).