Cага о Бельфлёрах

В этом саду, окутанная теплой медовой полудремой, Лея вспоминала рождение Джермейн: потуги в течение всего лишь часа — и чудо рождения ребенка, ее малышки, которую она взяла и сразу принялась кормить, а сидевший возле кровати Гидеон держал ее за руку. С тобой было легче всех, бормотала Лея. Совсем легко. Даже крови почти не было…

Сейчас на животе у нее была покрытая пушком растяжка. А сам живот, талия и бедра одрябли. И грудь немного обвисла. Но она постепенно сбрасывала вес; лодыжки и икры стали стройными, как прежде, а следы страдания на лице почти исчезли.

— Как чудесно ты выглядишь, Лея! — говорили все. И, обращаясь к Гидеону: — Какая у вас красивая жена… (И тот сдержанно улыбался — что ему еще оставалось?)

Сад, жужжание насекомых… Трапеза, сон. Под ногами забавляются котята. Игра в прятки возле солнечных часов, возле громоздкой статуи Гебы, под низко нависающими ветками ливанского кедра. (Однажды утром там обнаружили частично съеденного опоссума, которого Малелеил притащил из-за садовой ограды.) Здесь Лея вскрывала конверты и бросала их на пол террасы. Сюда Лея нетерпеливо звала кого-нибудь из слуг. Здесь Лея терлась своим носом о курносый носик малышки, или вытирала дочке ротик, или прогуливалась, прижимая девочку к одному бедру. Здесь она трясла перед Джермейн деревянной погремушкой, инкрустированной кораллами и серебром — подарок тетушки Вероники. Или надувала красный воздушный шарик и выпускала его из рук, и тот улетал прочь под восторженный визг малышки. Здесь Лея вытаскивала ее из старого, засыпанного сухими ветками фонтана, выговаривая звенящим голосом: «Господи, что ты еще придумала? Ты что, глаза себе выколоть хочешь?» — а девочка хныкала.

Именно в саду однажды майским утром, когда Гидеон собирался в пятидневную поездку на Средний Запад, чтобы договориться о продаже лошадей, Лея впервые заявила, что его дядю Жан-Пьера необходимо освободить из тюрьмы, а земли — все утраченные Бельфлёрами земли — вернуть и воссоединить. Гидеон как раз склонился над колыбелькой, а малышка своими удивительно цепкими пальчиками схватила его указательный палец. Гидеон хмыкнул, и Лея приняла это за одобрение.

— Так ты поможешь мне, Гидеон? — спросила она.

Она подняла было руку, собираясь обнять его за талию, но застыла. Гидеон смотрел в орехово-зеленые глаза дочери, загипнотизированный ее взглядом: она будто пригвоздила его к месту. Гидеон так до конца и не осознал, что он отец близнецов, что Кристабель и Бромвел — его дети. И что это — тоже его ребенок, было равно недоступно его пониманию. Внешне все шло, как полагается, он даже помогал выбрать дочери имя, да и для всех вокруг рождение ребенка было делом само собой разумеющимся (конечно, Гидеон знал про тяжелые роды, но об обстоятельствах самого рождения — нет) — ведь это самое обычное дело, и лучше думать об этом с непринужденностью, не размышлять и не философствовать… Он выдернул палец, и малышка сжала руку в кулачок.

— Какая она сильная! Потрясающе — такая шустрая! — рассмеялся Гидеон. — И впрямь сильная.

— Ты мне поможешь? — спросила Лея.

Выпрямившись, Гидеон резко, обеими руками отбросил со лба волосы и, не глядя на Лею, улыбнулся ей.

— Конечно, — бросил он, — всё, что захочешь.

— Всё, что захочу? — Лея обхватила его за талию.

— Всё-всё-всё, — повторил Гидеон, отступая.

Кровавый поток