California (СИ)

Такой вопрос вводит актрису в ступор. Она отводит взгляд от фонариков и громко сглатывает комок нервов, образовавшийся в горле ещё после ссоры с Джеффом. Что, если сейчас, узнав её возраст, Айрис перестанет быть такой дружелюбной? Черт с ним, думает Эмма, их отношения пережили извращенцев, маньяков, наркоманов и Тарино, неужели его маму не переживут?

— Двадцать один.

Случается ожидаемое: Айрис в удивлении поднимает брови. Девушка даже успевает мысленно с ней попрощаться. Они могли бы стать отличной командой.

— Ох, — шатенка ставит руки на талию и усмехается. — Обалдеть.

— Ага, — Эмма неловко переминается с ноги на ногу.

— А Джефф сказал свой настоящий возраст?

— Сказал.

— И тебя разница не смущает? — Айрис смотрит с недоверием, но без враждебности. Это придаёт актрисе уверенности.

— Меня нет, а вас?

И тогда миссис Баттс смеётся. Эмме её реакция непонятна, однако это лучше, чем ступор. После ступора, как правило, наступает что-то вроде «что ж, мне пора, созвонимся», а затем долгие и нудные лекции о том, как неблагоразумно встречаться со взрослыми, опасными и устрашающими копами. Но она же не знает, какие эти устрашающие копы милые во сне, когда пускают слюни на подушку, когда не кричат двадцать четыре на семь и позволяют слушать любимую музыку в машине! Хотя, кто, кто как не она это знает?

— Эмма, — Айрис подходит к остолбеневшей девушке и берет её за руки. — Дорогая. Присядем?

Актриса готова взорваться от напряжения, но вместо этого рассеянно кивает и садится на один из стульев. Миссис Баттс занимает место рядом, и это все больше походит на приём у психолога. Эмма уже готовится к тому, что у неё будут долго и муторно копаться в мозгах.

— Ты его любишь, — резко констатирует Айрис.

Эмма обескуражена, однако в эту же секунду незамедлительно отвечает:

— Да, — она прочищает горло, выпрямляется. — Да, люблю.

— Он тоже тебя любит. Не удивлюсь, если Джефф тебе об этом ещё не сказал.

Девушка облегчённо выдыхает. С плеч падает гигантский груз под названием «допросы от, надеюсь, будущей свекрови».

— Да как-то обмолвился словом, — актриса тихо усмехается.

Айрис пододвигает свой стул к девушке и мягко приобнимает её за плечи.

— Я знаю, каким он может быть невыносимым. Иногда не просто перегибает палку, а напрочь её ломает. А ты ещё совсем юная, только закончила колледж, только пришла в этот жестокий актёрский мир. Я очень рада, что Джефф, наконец, нашёл тебя. И вижу по глазам ваше друг к другу отношение, даже если вы в ссоре. Но… — Айрис медлит и неуверенно заглядывает в глаза Эммы. — Ты уверена, что это то, что тебе нужно? Даже если это мой сын, я говорю это потому, что не хочу, чтобы в конце концов это привело к двум разбитым сердцам. Джефф взрослый мужчина: дом, машина, работа — у него есть всё, кроме семьи, и это то, что ему нужно. А у тебя есть твоя молодость, твоя красота, твой, не сомневаюсь, талант и твоё упорство. Может быть, то, к чему ты стремишься, просто несовместимо с жизнью с полицейским?

В небольшом, но уютном закулисье повисает тишина. Её можно почувствовать, увидеть и даже потрогать, она наэлектризована и готова в любую секунду взорваться звонким плачем Эммы. Она — не сильная женщина-актриса из журналов про феминисток, она плачет большую часть своей жизни вместо того, чтобы отстаивать свои права. Но какой это по счету человек, который говорит ей, что они с Джеффом разного хотят от жизни? Ну откуда, откуда такой глупый стереотип, что если женщина актриса — значит ей от жизни больше ничего, кроме славы, не нужно? Эмма набирает больше воздуха в лёгкие и говорит:

— Когда мне было четыре года, мама ушла от нас с папой. Она оперная певица, вроде как, весь наш чулан был завален её сценическими платьями. Отец не решался их выбросить, он её любил, правда любил. А она любила сцену, это и мне передалось. Но несмотря на её уход, я никогда не чувствовала себя ущемленной, я всегда была окутана любовью — любовью папы, а он у меня самый потрясающий в мире человек, любовью всех своих многочисленных бабушек, дедушек, кузенов и вообще всех своих родственников. У нас дома не было угнетающе тихо, папа не погружался с головой в работу и не искал повода отдалиться от меня. И я никогда не устраивала типичных сцен с подростковым максимализмом. Пусть однажды мама ушла, это только упрочило в мою святую веру в семью. Для меня семья и друзья — это всё. Это самое важное. А после этого идёт дело всей жизни, хобби, развлечения. Знаете, я каждый день звоню папе, или он мне, научила пользоваться скайпом бабушку и дедушку и совершенно не стесняюсь своей привязанности к ним. Кто, как не семья поддержит тебя, когда твоя мечта превратится в прах?

Тишина становится невидимой и неощутимой, она становится уютной, наполняется смыслом. Айрис с немым восхищением смотрит на девушку перед собой, что вмиг повзрослела на её глазах, в уголках которых уже скапливаются слезы. Эмма смотрит на свои руки.

— Так что, миссис Баттс, ваши переживания бессмысленны, я люблю Джеффа и он всё, что мне нужно.