California (СИ)

Но Джефф и не спит. Он думает. Поворачиваясь с одного бока на другой, растягиваясь по всей кровати, выбрасывая к черту одеяло и с рыком раздражения возвращая его обратно, мужчина бесконечно думает. С таким сумасшедшим и беспощадным графиком, с изнуряющей работой, он засыпал, как убитый, и эта бессонница раздражала его ещё больше, чем Эмма. Эмма. Она поселилась в его голове на эту ночь, её образ стоял у него перед глазами, не прерывался накрыванием лица подушкой и крепким зажмуриванием, после которого ещё долго летали эти серебристые звёздочки. Последний раз он так думал о женщине в школе, когда был неразумным подростком, влюбившимся в первую красавицу класса — Эмили. Но сейчас, когда ему почти стукнуло тридцать пять, он не узнавал своего мальчишеского поведения. Он вёл себя, как идиот, рядом с ней. То отталкивал, раздражённый её глупостями, то целовал, считая Эмму своей незаконной собственностью. Ему нужно было раз и навсегда определиться со своими хаотичными чувствами. Или он раскрывает это дело с Вудом и обеспечивает ей обещанную свободу (когда он и не думал сажать её за решётку даже в случае неповиновения). Или он… что? Что ему с ней делать?

— Твою мать, — со вздохом раздражения Джефф встаёт с кровати.

Когда он спускается на первый этаж, на кухне уже горит свет. Эмма стоит спиной к нему, наливая в чашку кипяток из чайника. Полицейский складывает руки на груди, довольный этой минутной возможностью полюбоваться ей. Всё-таки, это потрясающая картина — такая желанная женщина на его кухне. Здесь никто и не хозяйничал, кроме его мамы. Мужчина улыбается и прокашливается. Эмма мгновенно оборачивается, испуганно вздрогнув.

— Не спится? — мягко спрашивает он.

— Нет.

— Вот и мне.

Эмма ставит чашку на стол.

— Хочешь чай?

Джефф смотрит на время. Три часа ночи. Почему бы и нет?

— Можно.

Улыбка расцветает на её губах. Эмма порхает по его кухне, открывая шкафчик и доставая оттуда коробку с чаем. Она бросает пакетик в его чашку, заливает кипятком и ставит её на стол. Мужчина с улыбкой наблюдает за каждым её действием, садится на стул и берет чашку в руки. Эмма садится рядом.

— Я удивилась, когда увидела у тебя в запасах засушенную мяту.

— Это мама, — небрежно бросает он и делает глоток крепкого чёрного чая.

Он любит кофе. Двойной эспрессо. Но ради того, чтобы сидеть в три часа ночи на кухне с красивой девушкой, можно и потерпеть.

— Мама?

— Да, она иногда приходит и заваривает себе мятный чай. Любишь мяту?

— У меня на неё аллергия, — девушка открывает сахарницу и кладёт одну за другой ложку сахара в чай. Джефф ни капли не удивлён её любви к сладкому. — Твоя мама живёт здесь?

— Да.

Откровенничать ему вовсе не хочется. Вернее, он вовсе не привык. Но любопытный взгляд огромных голубых глаз способен вытащить из него любую информацию.

— А твой отец?

Чашка с грохотом возвращается на стол. Эмма вздрагивает от резкого звука и от перемены в его лице. Джефф бледнеет, багровеет, сжимает кулаки и челюсти. А потом думает: почему бы и нет? Почему бы и не рассказать ей? Он не ранимая девчонка с плохим прошлым, что делает из этого трагедию. Если даже Эмма восприняла уход матери как должное, то и он обязан держаться молодцом.

— Отец остался в Эдинбурге.

— Почему?

Она совсем не осознает, что переходит грань. Ей интересно. Ей интересно всё, что с ним связано. Каждая мелочь, каждая деталь. То, каким он был. То, почему он переехал из Шотландии в Лос-Анджелес. То, почему он стал таким безжалостным копом, борцом за справедливость. И Эмма даже не могла себе представить, что всё это окажется связано между собой.

— Мой отец был последним отморозком, в мой последний день в Шотландии мы с ним сцепились. Мать собрала деньги, документы, пару вещей, и в тот же вечер мы прилетели сюда. Здесь жила моя бабушка.

Эмма в удивлении приоткрывает рот, ошеломленная его откровением. Ещё несколько часов назад он с каменным лицом терпел все её нападки, а сейчас сидит и делится своим прошлым за чашкой чая. Не зря говорят, ночь — лучшее время для откровений. Она забирает в свою тьму все тайны, она оставляет их в себе, она наполняет их правдой.

— Как это произошло? — казалось бы, вопрос Эммы совершенно бестактный и бесцеремонный. Но её это не волнует. Она хочет знать. Она хочет знать о нём все.

Секунда недоверия во взгляде сменяется теплотой. Джефф откидывается на спинку стула и неотрывно смотрит на Эмму, ведя внутреннюю борьбу с самим собой. Пусть будет так. Пусть она будет первой, кто узнает правду. Пусть она будет единственной, кто будет знать правду.