Carpe Jugulum. Хватай за горло!

Агнесса прошла в закуток, где матушка обычно мыла посуду. Медный тазик был начищен до блеска. Рядом лежали вилка и пара блестящих ложек, а чуть поодаль – стиральная доска и жесткая щетка. Мусорное ведро тоже сияло чистотой, хотя осколки чайной чашки на самом дне свидетельствовали о том, что наведение порядка без жертв не обошлось.

Затем Агнесса распахнула дверь в старый сарай, где, как правило, держали коз. Коз у матушки не было, но весь самодельный пчеловодческий инвентарь был аккуратно разложен на скамейке. Впрочем, она редко пользовалась всеми этими штуками. Спрашивается, какой смысл быть ведьмой, если для ухода за пчелами тебе нужны дымарь и сетка?

Пчелы…

Через какое-то мгновение Агнесса уже была в саду и прижималась ухом к улью.

Стояло раннее утро, и пчелы еще не вылетели за медом, но внутри улья царил какой-то невероятный гул.

– Они все знают, – раздался голос нянюшки за ее спиной.

Агнесса выпрямилась так резко, что стукнулась головой о крышу улья.

– Но ничего не скажут, – добавила нянюшка. – Она им приказала. Кстати, молодец, что вспомнила про пчел.

Снова затрещала сидевшая на дереве сорока.

– Доброе утро, госпожа Сорока, – машинально поздоровалась Агнесса.

– Кыш, мерзавка! – крикнула нянюшка, наклонясь за палкой.

Птица мгновенно перелетела на другую сторону полянки.

– Нянюшка, это же к несчастью, – сказала Агнесса.

– К несчастью для нее, если б я успела прицелиться, – огрызнулась нянюшка. – Терпеть не могу этих воровок.

– «Горе – это раз», – вспомнила присказку Агнесса, наблюдая за прыгающей по ветке птицей.

– Лично я всегда предпочитала считать, что буквально через мгновение появится вторая, – сказала нянюшка, бросая палку на землю.

– «Радость – это два»? – спросила Агнесса.

– «Веселье – это два».

– По-моему, это одно и то же.

– Ну, не знаю, – усмехнулась нянюшка. – Я, конечно, радовалась, когда родился Джейсон, но хохотать мне не больно-то хотелось. Пошли, хочу еще кое-что посмотреть.

Еще две сороки сели на древнюю крышу хижины.

– «Кто-то идет – это три», – с беспокойством промолвила Агнесса.

– «Кто-то умрет – это три», насколько мне известно, – поправила ее нянюшка. – Впрочем, о сороках сложено много стихов. Послушай, возьми-ка ее помело и все осмотри до самых гор, а я…

– Погоди! – перебила ее Агнесса.

Пердита отчаянными криками пыталась привлечь ее внимание, и Агнесса решила прислушаться.

Три…

Три ложки. Три ножа. Три чашки.

Выброшенная разбитая чашка.

Она замерла. Ей казалось, что, если она сейчас пошевелится или даже вздохнет, случится что-то ужасное.

Часы остановились…

– Нянюшка?

Нянюшка Ягг была достаточно мудрой, чтобы понять: что-то происходит, поэтому не стала терять времени на глупые вопросы.

– Да?

– Сходи посмотри, какое время показывали часы, когда остановились.

Нянюшка кивнула и поспешила обратно в хижину.

Напряжение в голове Агнессы усилилось до предела, она вся чуть ли не звенела, как туго натянутая струна. Весь сад словно бы заполнился этим протяжным тонким гулом. И если она пошевелится, если предпримет хоть что-нибудь, то струна обязательно лопнет и…

Вернулась нянюшка.

– Три часа? – спросила Агнесса, прежде чем нянюшка успела открыть рот.

– Чуть позже.

– Насколько позже?

– На две или три минуты.

– На две или на три?

– На три.

Три сороки вместе сели на дерево и, громко переругиваясь, принялись гонять друг дружку по веткам.

– Три часа три минуты, – подытожила Агнесса. Напряжение разом спало. – Нянюшка, она думала тройками. В сарае я видела еще одну свечу, а еще нашла там столовые приборы, однако на столе всего лежало по три штуки.

– А как насчет черпаков и ножниц? – заметила нянюшка, правда, в ее голосе прозвучало некоторое сомнение.

– Значит, больше у нее не было, – сказала Агнесса. – На кухне в сушилке я видела еще вилки и ложки. То есть по какой-то причине она выкладывала не больше трех предметов.

– Я точно знаю, что чашек у нее было четыре, – вспомнила нянюшка.

– А осталось три, – возразила Агнесса. – Одну она разбила. Осколки лежат в мусорном ведре.

Нянюшка Ягг пристально посмотрела на нее.

– Чего-чего, а неуклюжести за Эсме я не замечала, – пробормотала она.

Нянюшка глядела на Агнессу так, словно пыталась не думать о чем-то очень страшном.

Деревья закачались под порывом ветра. На землю упало несколько капель дождя.

– Пойдем в дом, – предложила Агнесса.

Нянюшка покачала головой.

– Там еще холоднее, чем здесь, – буркнула она.

Какая-то птица пролетела над макушками деревьев, едва не задевая листья, и опустилась на лужайку. Это была четвертая сорока.

– «А на четыре кто-то родится», – сказала почти про себя нянюшка. – Вот теперь я все понимаю. Я думала, она не узнает, но от Эсме ничего не скроешь. Эх, вот вернусь домой, ну задам Шону трепку! Он ведь поклялся, что доставил приглашение!

– А может, она взяла его с собой?

– Нет! Если бы она его получила, то обязательно появилась бы на празднике! Спорю на что угодно! – отрезала нянюшка.

– Так о чем именно она не должна была узнать? – спросила Агнесса.

– О дочке Маграт!